Борис Сапожников - Орден Дракона
— Почему вы оставили на головах эти скуфейки? — спросил я у послов на салентинском, сильно удивив их знанием их языка (вообще, языки были единственной наукой, обучению которой я не противился в халифате). — Я, конечно, князь, а не король или император, однако же я — такой же помазанник Господен, как и любой из владык нашего мира, перед коими вы обнажаете головы.
— Согласно обычаю, признанному всеми, — ответил мне глава посольства, — мы — жители Салентины не обязаны снимать скуфейки ни перед кем, будь то князь, король или император. Лишь перед Господом в храме обнажаем мы головы.
— Хороший обычай, — сказал тогда я, вспоминая послов халифата, также не обнаживших головы перед моим отцом. — Я признаю его.
Я сделал знак слугам. Один из них склонился к моему уху и отдал ему приказ, он кивнул и вышел.
— Они принесут небольшой подарок для всех вас, — пояснил я послам свои действия, — как подтверждение вашего обычая.
Следом в комнату, где я принимал послов, ворвались несколько стражей и Бруно с молотком и длинными гвоздями.
— Я принимаю ваш обычай, синьоры, — усмехнулся я, вколачивая первый гвоздь в голову главы посольства, — и усугубляю его.
Посланник Билефельце, которого я принимал следом удивлённо косился на пятна крови на полу и белый платок, которым я стирал кровь с ладоней.
— Гости, бывшие здесь до тебя, — объяснил я ему, — были невежливы.
В итоге договор был заключён на ещё более выгодных условиях, чем предполагалось, наверное, посланник был слишком напуган.
Однако этот город надо было ещё отбить у салентинцев, занявших его, потому что согласно договору Алди они имели право держать там неограниченное количество солдат и военных кораблей. Отлично понимая, что мне не справиться с Салентиной, но и не желая открытой войны со Страной поэтов, билефельцы провели через Штирию несколько рот своих солдат, как они называли такие маленькие армии, экспедиционный корпус, формально временно вошедших в мою армию.
Тем временем я выдвинул свои войска на северо-запад на соединение с корпусом билефельцев, под командованием Иогана фон Штауффенберга. Я оставил в Тырговиште Виктора Делакруа, а сам возглавил армию, хотя военного опыта у меня не было никакого. Об этом я честно сказал фон Штауффенбергу, который покивал и произнёс:
— Я понимаю, что вам нужна слава военного. Что же, ничего не имею против. Я — солдат, мне слава не нужна, всё, что я хочу, вернуться домой живым.
Я кивнул ему и более не возвращался к этой теме.
Полководцем фон Штауффенберг оказался превосходным, его задачей было не просто взять Констанцу, но и как можно меньше повредить его, ведь он должен начать давать прибыль в самом скором времени. В этом были заинтересован и я, и билефельцы, по вполне понятным причинам. Салентинцы не стали выводить солдат в поле, более того, они оставили в городе минимальный гарнизон, мои шпионы-эльфы сообщали, что они активно жгут склады с товаром, который не успевают вывезти, а из порта один за другим отплывают торговые суда в сопровождении боевых галеонов. Услышав эти новости, я мысленно поздравил себя с верным решением: незадолго до отбытия из Тырговишты я отправил тайную весточку халинским корсарам, на которых имел выходы Делакруа. Думаю, они хорошо поживятся на этих караванах, ослабляя экономическую мощь гордой Салентины.
К невысоким стенам Констанцы подтащили целую батарею пушек, скорее для устрашения, нежели из желания, действительно, разрушать город. Она дала лишь один залп, неся часть крепостной стены и проломы устремились мои кавалеристы и билефелецкая пехота. Бой был недолгим, но кровавым. Ведомые Бруно конники вихрем пронеслись по городу, вырезая всех вооружённых людей на своём пути, он первым ворвался в порт, промчался по сходням салентинского галеона, готовившегося дать залп по наступающим. Бруно, не слезая с седла, взлетел на капитанский мостик корабля и приставил к горлу его капитана свой меч, вынудив его поднять белый флаг. Билефельцы за спинами кавалеристов занимались грубой и кропотливой работой, прочёсывая город частым гребнем, они добивали салентинцев, прекращали грабежи и мародёрства, которые я запретил, нередко расправляясь с моими конниками, как этим и занимавшимися. К слову, тех, кого взяли при грабежах и насилии, я велел посадить на кол.
Мы с победой вернулись в Тырговишту, где я на деньги, полученные от корсаров, как они выражались "за наводку" (знали бы они кому платили процент с прибыли от разграбленных салентинцев), и взятые на не успевших отплыть кораблях, я устроил праздник. Я с усмешкой наблюдал за тем, как дети казнённых мню не так давно бояр пьют и едят в том же самом зале, из которого их отцов выволакивали на казнь, хотел было поднять тост "за наших отцов", но не стал портить такой день напоминанием о предателях.
Однако праздновать нам пришлось очень недолго.
Потерпев несколько поражений от мраваков, объединивших силы с Каганатом. Это, пожалуй, был ещё более противоестественный союз, нежели мой — с эльфами. Однако он сработал едва ли не лучше моего. Привыкшая воевать на открытых пространствах своей степной родины каганатская конница, мало уступавшая в мощи и тяжести, как халинской, так и западной, разметала несколько пограничных армий халифата, мраваки заняли города. Это вынудило Мехмеда, тогда уже ставшего халифом, двинуть против них серьёзные войска, что привело к затяжной войне, в которой мраваки и каганы потерпели сокрушительное поражение, но и халифат был настолько истощён, что вторгаться на территорию Мравии сил у него уже не было. Однако обида на все княжества у Мехмеда осталась и он начал «покусывать» наши границы, постоянными налётами своих полудиких союзников — азабов, джинсарров и сипархов. Они несли смерть и разрушение моим пограничным городам и крепостям, "летучие отряды" ускользали до того, как успевали подойти части моей армии, даже эльфийские дозоры, обнаруживавшие их до нападения помогали далеко не всегда, да и не везде они были, эти дозоры.
Они раз за разом атаковали моё княжество, всё больше наглея, что вызывало всё большее недовольство в народе. Да, меня всё ещё любили, некоторый почти боготворили, но уже кое-кто из жителей пограничья начинали спрашивать: "Где же ты был, князь Влад? Где твои были войска, когда халинцы жгли наши посевы, убивали наших жён и детей, разрушали наши деревни?" Но я понимал, что настоящей войны даже с сильно ослабленным халифатом нам не выдержать, поэтому я довольствовался рейдами вдоль границы, не преследуя отряды врага, чтобы не дать Мехмеду повода к войне.
Хотя он нашёл его и сам. Этим поводом стал Лучан, претендовавший на трон княжества. Его поддержал Мехмед, лично выступивший с ним в поход против меня с многосоттысячным войском. Он перешёл границу одновременно на юге и западе, желая взять меня в клещи, а Лучан в это время засыпал моих бояр подмётными письмами. Мой братец призывал их предать меня, перейти на сторону победителя — то есть его, — обещал вознаградить их за мудрость. Однако мой новый орден — орден Дракона — был настороже.
