Борис Сапожников - Орден Дракона
Наконец, мне надоело тащиться со своей основной армией и я сменил Бруно во главе "летучих отрядов", отправив его командовать отступающими к Снагову войсками. Кровь заиграла в жилах, я редко воевал сами, предпочитая делать это чужими руками, теперь же я в полной мере ощутил радость сражения и победы. Я налетал на халинцев, выбирая отбившиеся или застрявшие в сотворённых мной болтах, как волк, вырезающий отставших и слабых овец. Однажды я даже подобрался вплотную к лагерю Мехмеда, но он был, естественно, слишком хорошо укреплён, чтобы я мог взять его, и я поспешил убраться подальше со своим отрядом, покуда меня не обнаружили дозорные халифа. Однако удача в тот день была не на моей стороне. Нас увидели и выслали погоню, хотя враг явно недооценил силы моего отряда.
Я уводил своих людей всё глубже и глубже в лес, пока не завёл в такую непроходимую чащу, что азабы, составлявшие большую часть вражьего отряда, не начали оглядываться по сторонам, вполне логично сомневаясь, что они сумеют найти дорогу обратно к лагерю. Вот тогда-то я и приказал воинам разворачивать коней и атаковать азабов на довольно большой открытой поляне. Я первым налетел на них, первыми двумя ударами срубив головы двум замешкавшимся азабам. Дальнейшее помню какими-то урывками, словно картинки мелькали перед моими глазами. Я рубил и колол, отбивал удары азабских сабель, бил в ответ. Мои воины, часть которых спешились, стаскивали азабов в сёдел копьями с крючковатыми наконечниками, срубали их топорами на длинных рукоятках.
Бой продлился не больше получаса, мы перебили всех врагов, правда потеряв при этом почти половину. Однако я набрался куража и велел отрезать всем халинцам головы. Ночью мы вернулись к лагерю Мехмеда и закидали его этими головами, громко насмехаясь над врагом. Выслать новую погоню за нами халиф не решился. На моё счастье.
Чего-чего, а упрямства Мехмеду было не занимать, равно как и гордыни. Он продолжал двигаться на север, хотя армия его слабела и таяла буквально на глазах. Он понимал, что возвратиться сейчас обратно в пределы халифата для него было смерти подобно, он бы показал свою слабость, что стоило бы ему и трона и самой жизни. И вот к середине осени он добрался-таки до Снагова. Его войско миновало лес, окружавших остров, и глазам их предстал ещё один. Он состоял из кольев, на которых корчились ещё живые пленники, в том числе и друзья и полководцы халифа, которых он надеялся выкупить. Это окончательно подорвало боевой дух армии, но весьма ожесточило самого Мехмеда. Он приказал двигаться к острову, не устанавливая крепкого лагеря вблизи этого нового леса, и тут же начал штурм Снагова.
Именно на это я и рассчитывал. У Мехмеда осталось слишком мало пушек и пороха, его солдаты были вынуждены переправляться на остров, где стояла крепость едва ли вплавь, потому что он не заготовил по дороге достаточного количества плотов. Мы постоянно обстреливали их со стен Снагова, не встречая достойного ответа со стороны халинцев, — и вскоре вода озера, посередине которого располагался остров, окрасилась алым и почернела от трупов халинцев.
Я наблюдал за всем этим со стены. Рядом со мной стояли Бруно и Делакруа.
— Ты верно угадал, — сказал мне мейсенец, — когда велел прорыть тоннель из реки, стекающей с гор ещё севернее, а не из озера. Теперь эту воду пить будет нельзя довольно долго.
— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, — отмахнулся я. — Куда же ещё деваться трупам халинцев, когда они посыплются с плотов и стен.
Бруно не обиделся на мою отповедь, лишь приложил к лицу ладонь, чтобы разглядеть отряд боярина Михаила Галоша.
Лес из кольев должен был не только устрашить халифа и его войско, но и отвлечь его, заставив не глядеть по сторонам. Ведь за этим лесом, в полумиле к западу от армии Мехмеда, стоял мощный отряд Галоша, который по сигналу из крепости должен будет напасть на халинцев. Его можно было увидеть отсюда, со стен Снагова, но не с берега озера.
Я дождался ночи, стоя на стене вместе с моими вернейшими друзьями. Когда же тьма опустилась на мир, мы спустились вниз, где меня ждала большая часть моей армии. Мне подали коня и я, вскочив в его седло, сделал знак отворить несколько широких ворот Снагова и опустить мосты через озеро. Мы пронеслись по ним, ворвавшись, наконец, в лагерь халинцев. Мои воины несли с собой по несколько факелов, многие обмотали паклей и подожгли наконечники своих копий. Один за другим вспыхивали шатры, стражей и успевших вооружиться врагов мы просто сметали, втаптывая в землю. Целью нашей был красный шатёр, стоявший посередине лагеря, я был уверен, что в нём находился сам Мехмед. Подскакав к нему, мы с Бруно спешились и ворвались в шатёр, но внутри находились лишь двое полководцев халифа. Эти смелые люди выхватили свои ятаганы, но мы были слишком злы из-за своей ошибки, и слишком спешили — скоро отошедшие от шока халинцы поймут, что нас куда меньше, чем им казалось. Я пригнулся, пропуская ятаган противника над головой, и широко рубанул его поперёк живота. Пышные одежды не спасли его и халинец согнулся пополам, зажимая чудовищную рану. Бруно же раскроил «своему» халинцу голову палашом. Мы вышли из шатра и, запрыгнув в сёдла, хотели было отправиться дальше на поиски Мехмеда, но тут я заметил, что не смотря на огонь горевший на стенах Снагова, Михаил Галош не спешил атаковать. А вокруг нас уже начало смыкаться кольцо халинской конницы.
Прорываться обратно было очень тяжело. Я дрался, как всегда в первых рядах, не ведая усталости, ибо в жилах моих билась ярость. Битва стала для меня чем-то второстепенным по сравнению с грядущим разговором с Галошем. Я не замечал получаемых ранений, которых, как говорят было очень много, больше чем может вынести простой смертный, рубил и колол вокруг себя, так что даже полубезумные сипархи, по слухам не ведавшие страха, опасались подходить ко мне на длину меча. Когда же копыта моего коня застучали по камням Снагова и я позволил себе расслабиться, на меня нахлынула боль и усталость. Я покачнулся и вывалился из седла, как многим показалось тогда — замертво.
Глава 3
За те несколько дней, что я пролежал в беспамятстве, меня успели даже приготовить к похоронам. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу в часовне Снагова, одетый в белоснежное одеяние и укрытый полупрозрачным саваном. Надо мной стоял Бруно, то и дело стиравший с лица слёзы. Я невольно усмехнулся, никогда б не подумал, что мой всегда невозмутимый мейсенский друг может ещё и плакать.
— Не стоит оплакивать меня, Бруно, — сказал я, поднимаясь из открытого гроба, в котором лежал, — я ещё не умер. Где мой меч? — спросил я следом у оцепеневшего друга. — И принеси мне нормальную одежду. В этой я, действительно, похож на привидение.
