Любовь Пушкарева - Единственный
– Уту, за что меня прокляли? Что я такого ужасного сделал?
– Эх, сынок, ты много чего сделал и плохого и хорошего. Плохого достаточно, чтобы та, умершая богиня, могла тебя заполучить. И хорошего тоже достаточно, чтобы я не забыл тебя в посмертии и помогал твоему роду до седьмого колена.
– Правда? Ты знал меня человеком?
– Да, ты верил в меня – бога солнца и справедливого суда.
– Солнца?
– Да, я ходил по лучу.
– А сейчас?
– Если ты поверишь – пойду. Но не о том я хотел поговорить. Расскажи о себе.
– О себе… У меня дочка! И названная сестра. И, похоже, будет жена.
– Что? Та заноза? Которая, то плачет, то смеется, то посуду бьет, то ластится?
– Да, Эль-виси, – улыбнулся он. – Она хорошая. А Пати… Пати – утренний свет. Теплый и чистый. Она спасла меня. Какое счастье, что она есть, – от этих слов что-то кольнуло в сердце у Древнего. Зависть?
– Но она такой еще ребенок, ее надо защищать и учить… – продолжил Единственный.
– Вот учить ее не надо. Поверь, тебе не надо, – серьезно ответил Уту.
Задумался.
– Наверное, ты прав. Иначе она станет второй Элейни.
– Твоей Пати и так… спокойной жизни не видать. Позвала убийцу богов… Э-хе-хе. Что из нее вырастет – неизвестно, – Уту по древней привычке размышлял вслух.
– Мы справимся. Если уж это пережили, то и остальное переживем.
– Да, сынок.
– Ты нам поможешь?
Древний оторопел.
– Какая вам польза от немощного старика?
Единственный лукаво и обаятельно улыбнулся.
– Того, кто ходит по лучу немощным не назовешь.
Уту смотрел на него мгновение – другое. Потом расхохотался
– Ты! Ты всегда таким был! Узнаю! Я, действительно, мало что понимаю и умею сейчас. Но и ты, сын, и твоя Пати можете на меня рассчитывать.
– Спасибо… отец.
