Любовь Пушкарева - Единственный
– Мне так странно… Больно… И не больно, – пробормотал тот в плечо.
– Да. Так бывает. Пойдем.
– Ты не возьмешь меня к себе? – глядя глазами бездомного пса, спросил лилу.
– Не могу, – и Уту спрятал глаза. – Тебе самому придется пройти этот путь.
Бывший человек не понял, что Древний имел в виду.
Шли годы, Жестокосердная иногда находила Уту, интересовалась, как у него дела. Древний думал, что ей просто скучно, она как-то обронила, мол, Уту единственный другой бог, который ее не бесит. А еще она часто говорила, что тот самый первый лилу с завидным постоянством вызывает желание убить его, но она сдерживается из уважения к Древнему. Уту каждый раз, слыша это, витиевато ее благодарил. Наверное, Жестокосердной просто нравилось слушать эти непрямые благодарности-восторги. Женщина, хоть и богиня.
В конце концов Жестокосердная отдала своего первого лилу какому-то другому божку, в уплату за услугу.
Мир менялся. Менялись боги. Бог иудеев собрал все племена, никто не обратил на это внимание. Потом он отказался от имени, скрыв его. Странная причуда – подумали многие. Потом пошли слухи, что он захватил соседей, но не убил, не изгнал, а поработил, заставив быть пугалом для своего народа. Уту слушал об этом и не верил, а поверив, ужаснулся. А дальше случилось и вовсе неслыханное. Женщина родила от бога. Нет, ну такое случалось и раньше, эллинские боги, те вообще не считали, сколько детей от смертных наплодили. Неслыханность была в том, что бог уступил власть и силу сыну. Сыну человеческому. Поначалу казалось, что народ не принял этого. Иудеи, как и прежде, чтили своего бога, но потом… Год за годом, десятилетие за десятилетием… А потом появился этот пророк, и стало страшно, по-настоящему страшно. Бог, отказавшийся от имени, послал сына на запад, а на востоке нашел человека, и какого.
Все закружилось, как в смерче.
За один год Уту потерял всё. Всех кто верил в него.
Он сидел, сгорбленный старик, день за днем и вяло удивлялся, почему он еще на этом свете. Жестокосердная нашла его.
– Сидишь, старик, – зло произнесла она, Уту лишь посмотрел на нее. – А я приму бой! – яростно выкрикнула она.
С трудом разлепив губы, Уту ответил.
– Если перебьют твоих людей, умрешь и ты. Уводи их, спасай.
– Нет! Я не буду, подобно тебе, мучительно тлеть. А покажу этим шелудивым псам! Либо они забудут сюда дорогу, либо я умру! А умирать я не собираюсь.
– С ними джин.
– Эка невидаль, а у меня чудовища, один вид которых заставляет с воплем бежать без оглядки. Поднимайся! Пошли! Будешь свидетелем моей победы.
Уту глянул на нее и умоляюще покачал головой.
– Нет. Я не хочу снова услышать тишину.
– Слабак! – она в ярости пнула его и, развернувшись, унеслась на своем волшебном коне.
И все же Уту услышал тишину. Она долетела до него волной, накрыв и поглотив. Когда волна схлынула, Уту с недоумением понял, что все еще жив.
Собрав все силы, он побрел на закат.
Годы шли, и Древний понял, кто держал его в этом мире. Последний. Истинно последний, кто верил в него. Единственный. Лилу сам часто был едва жив, но он ни на день не забывал Уту. И Древний принялся его искать, как дряхлый отец искал бы сына, зная, что тот в беде. Но мир был против него, он все время не успевал. Иногда он проваливался в забытье на месяцы, а то и годы, но потом снова оживал и снова искал, подгоняемый отчаянием.
Однажды он ясно почуял его, их разделяли лишь сотни шагов.
Уту побежал, не видя куда, и врезался в кого-то, попытался обойти и снова врезался, упал, начал обползать, но его схватили за шиворот и подняли.
– Нет, – произнес холодный голос.
– Пусти, – заорал старик. – Пусти, – и он задергался, вырываясь. Но это невероятно спокойное чудовище держало его каменной хваткой.
– Ну, пусти, – в бессилии взмолился Уту.
– Нет. Ты слишком измельчал, иначе вспомнил бы. Он должен сам пройти этот путь.
– А я? Я! Сам не могу, – рыдая, прохрипел Древний.
– Так найди кого-то другого. В этом тебе никто не помешает.
И мягко уронив старика наземь, демон с серыми крыльями растворился в ночи, а Уту остался бессильно рыдать.
Он так и уснул там, а проснулся от детских криков. Злых таких, не просто дразнящих, а травящих. Маленькая хромоножка неуклюже убегала, а в нее бросали комьями грязи и даже камнями. Слабенькая девчушка запыхалась и вот-вот свалится без сил. Опираясь на клюку, Уту встал, девочка в ужасе шарахнулась от него и упала. Глянув на нее, Древний пошел на преследовавших ее детей. Те остановились, говоря что-то обидное, но Уту приближался к ним, и они попятились, а после развернулись и удрали. Тогда Древний вернулся к девочке, помог ей встать и, с трудом вспомнив пару слов местного языка, спросил:
– Мама? Папа?
Девочка отрицательно покачала головой.
– Ночлег?
Опять замотала из стороны в сторону.
Порывшись в сумке, Уту нашел сухарь и несколько засохших ягод, отдал их девочке и, не дожидаясь пока она расправиться с ними, побрел, подталкивая ее вперед.
Они стали бродить вместе. Уту выучил язык и рассказал ей, что он бог солнца и справедливого суда. Услышав это, девочка зажала ему рот.
– Тебя сожгут за такие речи. И меня с тобой.
Уту погладил ее по голове.
– Мы не будем об этом говорить. Ты просто знай.
На ее веру он даже не надеялся.
Девчушка подрастала, а Уту с удивлением обнаружил, что стал бодрее и даже как-то моложе. Крепким стариком стал, не развалиной.
И вот однажды сидя у костра, на котором булькала похлебка, Уту вдруг заметил, что его девчушка выросла настоящей красавицей. Мягкий вечерний свет золотил ее волосы, кожа белая и нежная, несмотря на все тяготы и лишения, глаза чистые и невинные.
– Ты удивительно красива, – произнес он.– Пожалуй, из человеческих женщин виденных мной, ты самая красивая.
Она всплеснула руками.
– Я хромая и рыжая!
Он засмеялся
– Ты золотая. Дураки, кто не видит этого.
В ответ, она прильнула к нему, будто замерзла, и Уту нежно обнял ее, пытаясь согреть.
Шли месяцы, годы. Для Древнего время текло скачками, он иногда как бы выпадал из него.
Однажды, в одном из городов они остановились на ночлег в корчме, и девушка вдруг против обыкновения оставила старика в комнатке, а сама пошла в зал. Уту не чуял беды и потому спокойно продремал всю ночь. А утром она вернулась.
– Я согрешила с мужчиной, – зло бросила она с порога.
Уту всмотрелся в нее, не понимая, отчего она злится.
– Он обидел тебя? – тревожно спросил старик. Неужели чутье подвело, и его Золотце кто-то обидел.
– Нет! – с вызовом ответила она. – Он был ласков и называл меня красавицей.
