Любовь Пушкарева - Единственный
– Нет! – с вызовом ответила она. – Он был ласков и называл меня красавицей.
Вспомнив обычаи, Уту спросил
– Он женится на тебе?
– Старик! Дурной старик! – крикнула она сквозь слезы. – Старый дурак!
Вконец растерявшийся Уту не знал, что сказать и что сделать.
– Золотце, ну объясни что случилось, – взмолился он, но она лишь плакала и повторяла: «Старый дурак». А потом, уже успокаиваясь, еле слышно обронила: «Ты так и не понял, что я выросла».
Они задержались в городе. Тот мужчина не женился на хромоножке, но снял им домик с садиком на окраине и наведывался почти каждый вечер. Приносил еду, подарки – и оставался на ночь.
Уту смотрел на это и не понимал.
– Он не нравится тебе, зачем ты с ним? – спрашивал он Золотце.
– Он добр ко мне и к тебе. Мы сыты, в тепле…
– Но он не нравится тебе, – потеряно отвечал Древний.
Однажды она горько выпалила
– И никто не понравится! – сказав это, развернулась и скрылась в доме.
Уту долго думал, что это могло бы значить, но так и не понял.
Так прошло несколько лет.
Покровитель уехал по делам и с ним что-то случилось. Уту рассказал об этом Золотцу. Она испугалась.
– О нет, без его защиты эти твари меня с радостью сожгут, как ведьму. Надо бежать!
Они тогда впервые надолго разделились. Золотце скрылась в ближайшем большом городе, а Уту остался, чтобы продать дом и скарб. Действительно, когда горожане узнали о смерти любовника-покровителя, то чернь пришла к дому. Древний собрал все крохи былого могущества и отогнал их, заставил разойтись и забыть. Дом он продал. И Золотце, считавшая, что ему нельзя доверить сколько-нибудь серьезное дело, с радостным удивлением признала свою неправоту.
Они построили дом в глуши, в лесу, завели коз. Кормясь с леса – много ли надо двоим, – лишь пару раз в год выбираясь в деревню. Года бежали тихие, одинаковые, светлые. Силы Уту хватало отваживать непрошеных гостей, да и лесные духи помогали, хищников приструнивали.
Время шло. Золотце потускнела и с горькой улыбкой называла себя Серебром, но ее глаза по-прежнему были чисты как небо. Уту грелся от ее взгляда: он всегда нес тепло и лето, даже в лютую стужу. Древний стал замечать, что его Золотцу стало трудно ходить по привычным крутым тропкам, что она чаще сидит на солнышке, чем возится по хозяйству – отчего-то это вызывало сосущую боль внутри.
Все когда-нибудь кончается, а человеческий век тем боле. Ранней коварной весной Золотце промочила ноги и простудилась. Сгорела в горячке за пять дней… Уту сжег дом, который она так любила, чтобы и на том свете ей было, где жить. А сам, выполнив свой долг перед ней, остался на пепелище, не в силах жить и не во власти умереть.
Сколько дней пролетело и дней ли. Но он услышал… Он снова услышал своего Единственного. И побрел, побрел на тихие отголоски, чтобы или обрести цель существования, или оборвать его.
В пути он встретил умирающего от голода мальчишку и хотел пройти мимо, помня о чудовищной боли утраты. Но… Не прошел.
Второй раз было уже не так больно. Да и парень умер в цвете лет – разбойники долго не живут, если они не боги.
А потом еще и еще… Время мерялось человеческими лицами.
А потом Уту, следуя за ним, Единственным, переплыл Океан. Люди меняли мир и очень быстро, не так как раньше, столетия упаковывались в десяток-другой лет.
Уту набрался смелости и начал следить за ним, Единственным. Изредка, издалека, чтобы никто не почуял и не… разлучил.
А после… после он стал… действовать… Он подсказал одному зеленому, как ему заполучить желанное. Потом сообщил одному темному, что королева города весьма слаба по его меркам. Но не уточнил, что значат эти мерки. И у дочери лилу появилась подружка, бедную девочку давно надо было освободить.
Уту последовал за ним в Нью-Йорк. Большое яблоко… Нет, муравейник. Город Уту не понравился – слишком много людей и мало воздуха.
Но… В этом городе все и свершилось.
Эта девочка, странная и такая похожая на человека, обращалась с лилу не так, как другие. Она доверяла ему. Глупо, если задуматься.
Но эта девочка вообще, похоже, глупышка – она выбрала в возлюбленные ученика серого демона, ничего не чуя, не понимая и не догадываясь.
А когда случилось ужасное: твари серых демонов терзали лилу, разрывая его связь с Уту, древний бог бежал, бежал как человек, из последних сил, по этому душному асфальтовому городу и понимал, что не успеет… Девочка заступилась за змееподобное чудовище, заплатила за него, выкупила.
Тогда лилу вспыхнул во второй раз, и эта вспышка прошла через Уту.
В первый раз Древний вообще ничего не понял, а во второй… Похоже, эта девочка что-то дала его Единственному, что-то с ним сделала такое, непосильное даже древнему богу.
А потом девочке пришлось расплачиваться. И лилу… Лилу сам взял ее долг, забрал обратно удесятеренную ношу.
Уту, сидя на карнизе, слышал, что происходит и сердце сжималось от смертной тоски. Ну, неужели… столько веков эта бедная душа выкарабкивалась, так была близка к освобождению и… снова в оковы. «Он ведь не выдержит таких страданий, – понимал Уту. – Не выдержит. Ни он. Ни я». И тогда, в отчаянии, он сделал шаг на подоконник, махал руками, объясняя этой глупышке: «Только она может все изменить. Всё в ЕЕ руках». Серый демон заметил его, и Уту даже в тот момент, поддался глубоко въевшемуся страху, и попытался сделать вид, что ничего не делает, не вмешивается.
Но девочка вдруг поняла. И все сделала правильно.
Смертное отчаяние сменилось светлой и теплой радостью. Впервые за такую долгую жизнь древний бог плакал от счастья.
Душа переродилась, ей не быть человеческой, ибо многое отсекли и многое добавили, но душа вырвалась из круга мук и предопределения.
Бывший человек, бывший лилу обрел свободу и стал названным братом правнучки эллинского бога.
***
– Чери-Чери-Че-ери! Чери-Чери-Че-ери!
Шалый взгляд, принюхался.
– Уту?
– Да, сынок! Я! Угости меня кофе. В этой кофейне он весьма недурен!
Умчался.
Вернулся с чашками.
– Садись. Садись сынок. Расскажи, как живешь? – безумно хотелось обнять его, прижать к себе, но отчего-то Уту боялся таких проявлений чувств.
– Уту… ты зовешь меня сыном…
– Не просто сыном, «****» – единственный сын. Ты мой Единственный, мой сын, с которым я шел сквозь время.
– Ты помогал мне? – ох, мальчик аж задохнулся от благодарности.
– Нет, сынок. Это ты не давал мне умереть. Ты должен был пройти все сам, и ты прошел.
Он опустил взгляд в землю, задумавшись.
– Уту, за что меня прокляли? Что я такого ужасного сделал?
