Максим Димов - Трон
Ланс проворно вскочил на ноги... и вздрогнул от неожиданности. Вместо человека перед ним стоял зверь.
Они находились на нешироком захламленном пустыре, образованном расходящимися здесь с трех сторон домами. С четвертой стороны высокий каменный парапет отделял пустырь от холодного ночного моря. Сильно пахло помойкой, протухшей рыбой и солью.
Осветив все вокруг бледным маревом, из-за туч выползла луна. Море казалось спокойным, и лишь изредка охотящиеся жирные бакланы беззвучно перечеркивали ослепительную лунную дорожку на водной глади.
Не сводя глаз со зверя, Ланс отступил на несколько шагов. Внешне пепельно-черная тварь напоминала черную пантеру — пуму, хотя размерами превосходила даже самых крупных из когда-либо виденных принцем тигров. Вид портили только крупные верхние клыки, не умещающиеся в пасти, и потому, словно бивни, выглядывающие наружу. Зверь несколько раз выпустил и втянул когти, также заметно превышающие привычную норму. «Таких надо топить в первый же день, дабы не портили чистоту породы», — мысленно сострил принц.
Зверь, не издав ни звука, шагнул вперед. Стараясь не встречаться с оборотнем взглядом, принц проворно отступил еще на шаг. Несмотря ни на что, шанс у него был. Вот только, все нужно сделать очень быстро.
Оборотень прыгнул одновременно с мысленным призывом принца. Как во сне Ланс увидел вытянувшегося в прыжке врага и полыхнувшее перед его внутренним взором Древо Сил. Короткое заклинание слетело с его губ, и ладонь уже отведенной для удара руки охватила рукоять меча. Отшатнувшись от мелькнувших перед самым лицом клыков, Ланс изо всех сил рубанул звериную плоть, и так и не успевший сформироваться до конца клинок распорол покрытый толстыми чешуйчатыми пластинами бок бестии. Визг боли на мгновение оглушил принца, когда же он пришел в себя, то успел увидеть только скользнувший в дальний проулок темный силуэт.
Принц обессилено уронил руку и сел на землю.
Лоун стоял на середине реки. Вода доходила ему до колен, но стремительный поток дробился многочисленными выступающими из воды камнями, и тучи холодных брызг захлестывали его. На брате была надета длинная ночная рубашка, в которой он вечно путался, и сейчас, намокнув, она своими широкими полами обмоталась вокруг слабых детских ног и не давала идти. В правой руке он сжимал длинный мясницкий нож, и ему нужно было только выбросить его, чтобы распутать ноги. Но Лоун крепко держал деревянную рукоять. Первое время он еще пытался сдержать слезы, закрывая лицо свободной левой рукой, но сильный, сбивающий с ног поток, шум воды, секущие лицо брызги и холод окончательно напугали его, и он остановился на середине реки и заплакал.
Виктор, Ланс и Эдвин ждали его на берегу. Ланс и Виктор, размахивая руками, бегали вдоль кромки воды и кричали. Эдвин, скрестив руки на груди, стоял чуть поодаль и с презрением молчал. Он был из братьев самым старшим.
— Вытащите меня отсюда! Я хочу домой! — глотая слезы, Лоун все же смог перекричать стихию.
— Бросай нож, Лоун! — кричал в ответ перепуганный Ланс.
Виктор обернулся к Эдвину:
— Эд, ну сделай же что-нибудь. Пожалуйста!
Лицо Виктора стало мокрым от слез.
Эдвин снисходительно улыбнулся и, стараясь держаться прямо, величественно направился к братьям.
— Помогите! Мама! — донеслось со стороны реки.
И тут Лоун потерял равновесие. Его в мгновение ока накрыло с головой. Виктор, закрыв лицо руками, пронзительно закричал. Ланс расширенными от ужаса глазами смотрел на реку, пока его не оттолкнул подбежавший Эдвин. От заносчивости старшего брата не осталось и следа. Он вступил в воду, сделал несколько шагов, но покачнулся и замахал руками. Затем неуклюже выбрался назад на берег.
В этот момент, из воды, рядом с одним из камней, в каскадах брызг показалась голова Лоуна. Он что-то отчаянно кричал, обхватив камень руками.
— Помоги же ему! Помоги!
Ланс заколотил кулаками по спине Эдвина.
Тот обернулся, затравленно посмотрел на него и снова полез в воду. Виктор, не отрывая рук от лица, истошно орал. То и дело оскальзываясь и падая, Эдвин пробирался к младшему брату. Ланс и немного успокоившийся Виктор во все глаза наблюдали за ним.
...Все же он добрался до малыша, и какое-то время обе головы мелькали среди брызг рядом, то исчезая под водой, то выныривая, пока, наконец, не двинулись к берегу.
Эдвин тогда спас Лоуна. Младший брат настолько обессилел, что уже не мог ни плакать, ни кричать, и только широко раскрывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Мокрые длинные волосы спутались и торчали в разные стороны, открывая побледневшее лицо, а его губы сделались синими-синими. Широко распахнутые глаза, казалось, навсегда провалились глубоко внутрь, вокруг них образовались черные круги. Говорить он не мог. Идти он тоже не мог, и домой его пришлось нести на руках.
— Ты ведь ничего не скажешь родителям, правда? — всю дорогу испуганно спрашивал Эдвин. — Ты ведь настоящий воин, правда, Лоу?
Лоун не отвечал и только стонал и мотал головой, его била дрожь, а сам он был очень тяжелый и очень горячий.
— Ты ведь не скажешь, Лоу? Не скажешь?.. Не скажешь? — уже откуда-то издалека спрашивал Эдвин. И опять этот навязчивый дробный стук. Отгоняя его, Ланс тряхнул головой, громко застонал... и проснулся. В доме было тихо, за окном темно, и лишь по стеклу негромко барабанил дождь. Ланс лежал на смятой простыне чуть ли не поперек кровати, а одеяло и одна из подушек валялись на полу. Другая приткнулась где-то в ногах.
«Дьявол! — Ланс вытер мокрый лоб. — Приснится же такое».
...Последствия были серьезными. Лоун получил пневмонию, сильный шок, у него долго лечили многочисленные порезы на руках и ногах. Он почти полгода пролежал в кровати. Виктор тоже слег, правда, ненадолго. У него случился нервный срыв, вызванный испугом. Но и Ланс и Виктор отделались относительно легко по сравнению с тем, какое наказание обрушилось на старшего из братьев, Эдвина. Гнев отца был ужасен. Как-то так получилось, что это стало последним воспоминанием, в котором Ланс помнил Эдвина ребенком. И больше ни разу, нигде и ни у кого не встречал он такой силы гнева, какой охватил тогда его отца.
Ланс поежился, втащил на кровать одеяло и укрылся. Дождь усилился, и дробь капель по стеклу сменилась непрерывным потоком воды.
«Когда мы стали такими? — откуда-то пришел неожиданный вопрос. — Мы ведь отлично ладили в детстве. Конечно, были и ссоры и драки, но мы всегда оставались братьями. Тогда откуда эта ненависть?»
Он попытался проанализировать их жизнь, и вскоре с удивлением обнаружил, что после благополучного периода детства у него не осталось никаких систематических воспоминаний, да и те, что были — лишь куски его собственной жизни.