Константин Кривчиков - Когда дует ветер
К худощавой глазастой женщине, с копной светло-желтых волос, на короткой веревке был привязан маленький рыжий пацан. Сам на 'лосей' напоролся вместе со щенком-добером. Хотел дать деру, но увидел 'глазастую' в колонне пленных и остолбенел. Тут один из воинов на него аркан и накинул. А добер еще рычать пытался, сын добруски, но получил плеткой по морде и усвистел в лес.
Пацаненок, позже выяснилось, оказался сыном 'глазастой'. Вот их и связали вместе. А женщину с соломенными волосами ариг запомнил еще на стоянке лесовиков. Такой крик подняла. А из-за чего? Когда 'лоси' напали на стоянку, 'глазастая' сидела в землянке у беременной лесовички. Ну, ее-то тут же связали, а беременную прикололи копьем. А чего делать? Уж шибко у нее большой живот был, с трудом с лежанки поднялась. Как такую тащить до стойбища? Одна морока. Но 'соломенная' разоралась так, что Хран услышал на другом конце стоянки. Прискакал, а у этой дикарки аж брызги изо рта летят:
— Гады ползучие, свиньи, что ж вы делаете?! Что б вас, гартов поганых, Черух* в котле заживо сварил!
Разъяренная женщина, даже стоящая на коленях и связанная, производила настолько грозное впечатление, что два, видавших виды, воина в растерянности боялись к ней приблизиться.
— Чего уставились, олухи?! — сердито выкрикнул ариг, не слезая с лошади. — Заткните ей глотку чем-нибудь.
Один из воинов, долговязый, с узким лицом, опасливо показал на шею женщины, где болтался на кожаном ремешке медвежий клык:
— Ведунья. Я того… боюсь.
— Дурак! Они Лашую поклоняются, а нас Идол защищает. Зря, что ли, мы ему жертвы приносим?
Хран направил лошадь на женщину и, вытянув руку с копьем, почти уткнул его ей в грудь. Увидев перед самым носом наконечник оружия, женщина резко замолчала и посмотрела на арига. Выглядел военноначальник 'лосей' жутковато: гигантского роста; грубые черты лица и так будто вытесаны каменным топором, да еще правую щеку уродует страшный шрам — след от копья 'бизона'. Хран только что вырвал из своей груди стрелу лесовика и огуша, забрызганная кровью, делала его похожим на раненого зверя — разъяренного и беспощадного.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга в упор: хмельные от ярости карие глаза 'лося' и отливающие холодной ненавистью серо-зеленые глаза лесовички. Внезапно ариг почувствовал головокружение, и в этот же момент его кобыла заржала и попятилась назад. 'Чур меня чуро*', - непроизвольно, против своей воли, забормотал Хран старое заро*, которое слышал когда-то от матери, и отвел глаза. Взгляд желтоволосой лесовички пугал даже ничего не боящегося воина завораживающей неотвратимостью речного омута.
Хран натянул удила и деланно рассмеялся, скрывая непонятный для себя самого испуг.
— Вот видите — ничего страшного в этой ведунье. Обыкновенная баба. Только в лесу живет. Вот, отвезем ее Ирасу, он ее на костре зажарит. Он на это мастак.
Воины криво заулыбались.
— Ну, чего орала? — грубо спросил ариг, стараясь не смотреть в лицо лесовички.
— Зачем девушку убили? Она невинная была, младенца в себе носила, — хрипло произнесла ведунья. — Лашуй вас за это накажет.
— Не пугай нас своим Лашуем, он — простая деревяшка, — презрительно произнес Хран, но покосился на воинов. 'Долговязый' недоуменно пожал плечами:
— А чего? Я подумал — зачем нам брюхатая? Вот и того…
— Думать — не твоя забота. Свинья тоже думала, да без ушей осталась. Ладно. Убил и убил.
— Лашуй вас за это накажет, — упрямо повторила ведунья. Глаза ее мерцали недобрым светом.
Ариг машинально поправил на груди амулет — высушенную голову гюрзы. На пальцах осталась кровь — рана на груди кровоточила.
— Тащите ее к остальным, — велел воинам. — И не бойтесь — не укусит.
А немного позднее, уже на обратной дороге, попался пацаненок — сынок ведуньи. Ариг тогда еще подумал: хорошо, что сопляк подвернулся. Теперь 'глазастая' посговорчивее будет, если что. Хран не хотел признаваться себе, что упрямая лесовичка вызывала у него смешанное чувство беспокойства и уважения. Таких гордых женщин он еще не встречал. А еще он знал, что лесовичек стоит опасаться. Всех. Не только колдуний-ведуний.
Но сейчас его тревожило другое. Раненный воин, похоже, умирал. Да и сам Хран чувствовал себя плохо. Голова гудела, а по левой стороне груди разливался жар. В стойбище Ирас приложил бы к ране своих трав, которые вытягивают 'белую' больную кровь. И за несколько дней все бы прошло. Но до стойбища еще предстояло добраться. И рана-то, вроде, пустяковая. А вон как… Надо костер развести.
Ариг поймал на себе пытливый взгляд рыжего пацаненка. Тот смотрел, так показалось Храну, со злорадством.
— Чего пялишься? — раздраженно спросил гарт.
Мальчуган прищурился и неожиданно выпалил:
— А вот сдохнешь скоро, как и этот. Будешь знать, как лесовиков обижать. Так тебе и надо!
Ведунья со всхлипом втянула воздух. Но было поздно.
— Что?! — свирепо прорычал ариг. На мгновение он потерял контроль над собой. Плеть взметнулась в воздух и обрушилась на голову паршивого засранца, но не дошла до цели. Женщина успела подставить ладонь, и плетеный из кожи хлыст разрезал кожу багровым рубцом.
Ведунья вскрикнула от боли и тут же закусила губу. Этот полукрик-полустон отрезвил Храна. Он опустил плетку и мрачно произнес:
— Заткни рот своему щенку. А то до стойбища не доживет.
Лесовичка сжала в кулак пораненную ладонь, а другой рукой обхватила сына за голову и прижала к себе.
— Не трогай его. Он ребенок еще, глупый. Лучше убей меня.
— Не торопись. Успеешь умереть, — все также мрачно процедил Хран. А про себя подумал: 'Дура! Твоему сопляку и так, через несколько дней, вспорют брюхо на жертвенном камне'. Он хотел сказать это вслух, но почему-то сдержался. Неужели пожалел? Нет, Хран не мог допустить жалости к каким-то лесовикам. Он вообще никогда и никого не жалел. По крайней мере, так ему казалось. Просто, чего болтать, когда и так все ясно? Воин не говорит лишних слов, воин делает.
Ведунья смотрела с тревогой, но уже без агрессии, а, скорее, с испугом. Сейчас перед аригом находилась женщина, думающая только об одном: как не дать в обиду своего ребенка.
— Я вижу, у тебя рана нарывает, — проговорила 'глазастая' неожиданно миролюбиво.
— С чего ты взяла? — зло спросил Хран, спрыгивая с лошади. В голове от резкого движения метнулась к вискам багровая волна боли. Ариг покачнулся и едва не вскрикнул.
— По лицу вижу. Жар у тебя, — спокойно и даже с некоторым участием пояснила ведунья. — Наверное, на наконечнике яд был.
— Чего? — лицо 'лося' дрогнуло. — Какой яд?
