Мартин Гринберг - Дорога Короля
Выпалив все это одним духом, Джиллет даже поклонился Кельвину — но не из вежливости, а, скорее, от тайного восхищения самим собой. Ведь Дивестулата был единственным зрителем на устроенном Джиллетом спектакле, вот Джиллет подобно актеру, который знает, что хорошо сыграл свою роль, с удовольствием и поклонился «зрительской аудитории». Возможно, впрочем, что вчерашний хмель все же не до конца еще выветрился у него из головы.
Разумеется, Кельвин его поведение воспринимал совсем по-другому. Лицо его по-прежнему ничего не выражало, разве что глаза сумрачно блеснули, когда он уставился на Джиллета и промолвил:
— Ты, кажется, упомянул местных судей? — В голосе его, впрочем, не чувствовалось ни малейшего испуга. Напротив, он говорил как человек, который принял некое решение и снимает с себя ответственность за то, что произойдет в дальнейшем. Взяв со стола маленький колокольчик, он позвонил в него и сказал: — Хорошо, ты поговоришь с моей женой.
Появился уже знакомый Джиллету слуга, и Дивестулата сказал ему:
— Передай моей жене, что сейчас мы к ней зайдем.
А Джиллет в душе уже праздновал победу. Да, это, конечно же, была победа! Даже такой человек, как Кельвин Дивестулата, не смог противиться его амулету! А ведь он еще ни разу не упомянул о Риве Справедливом! Нечего и сомневаться — в отношениях с вдовой ему тоже обеспечен успех, ибо она неизбежно падет под воздействием чар волшебного амулета. Ну а Кельвин сам уберется с дороги — ведь ему грозит обращение в суд. Вот все и получится так, как он, Джиллет, мечтал! А потому он, счастливо улыбаясь хозяину дома, не оказал ни малейшего сопротивления, когда тот стиснул его плечо.
Надо сказать, это было большой ошибкой со стороны Джиллета. Хватка у Дивестулаты была поистине страшной, и, почувствовав, как хрустнули его кости под пальцами Убивца, Джиллет улыбаться перестал и побледнел как мел, хотя и сам был малым крепким, привычным к тяжелому труду. Лишь гордость и удивление не позволили ему тут же громко запротестовать против подобного обращения.
А Кельвин, не говоря ни слова и не торопясь, протащил Джиллета по коридору в гостиную, где он велел своей «жене» всегда принимать посетителей.
В отличие от кабинета Кельвина гостиная вдовы была ярко освещена — причем не лампами и не свечами, а солнцем. Возможно, из-за любви к солнцу, а может быть, специально ради того, чтобы ее сразу можно было как следует разглядеть, она уселась прямо против окна, на самом свету. И сразу стало заметно, что она по-прежнему носит вдовье платье, хоть и стала «женой» Дивестулаты; что впалые щеки ее покрывает нездоровая бледность, глаза ввалились, а под ними черные круги. И она явно вздрогнула, стоило Кельвину Дивестулате на нее глянуть.
Не выпуская плеча Джиллета из своих железных пальцев, Кельвин презрительным тоном сообщил вдове:
— Этот нахальный пьянчуга смеет утверждать, будто мы с тобой не женаты.
Но вдова, немало, по всей вероятности, настрадавшаяся и даже запуганная, осталась честна перед собой и людьми. Тихим слабым голосом она промолвила:
— Я повенчана с Рудольфом Гюшеттом и буду вечно предана ему душою и телом. — Смотрела она при этом на свои руки, аккуратно сложенные на коленях. — Я больше никогда не выйду замуж, — прибавила вдова.
Джиллет, однако, едва расслышал ее слова. Он просто зубами от боли скрипел, так мучительна стала хватка Кельвина.
— Он полагает также, — продолжал Дивестулата по-прежнему таким тоном, словно Джиллета там и не было, — что ему следует сообщить о нас членам городского магистрата, ибо мы с тобой не венчаны.
Это заставило вдову поднять глаза. Солнечный свет блеснул у нее на лице, а в глазах вспыхнул лучик надежды — вспыхнул и тут же погас, стоило ей как следует разглядеть Джиллета.
И она, чувствуя себя побежденной, вновь опустила глаза.
Но Кельвину этого было мало.
— Каков же будет твой ответ? — спросил он.
И вдова ответила ему так, что стало ясно: она еще не успела окончательно смириться с поражением.
— Я очень надеюсь, — сказала она, — что он действительно все расскажет членам магистрата, вот только, по-моему, он сделал глупость, позволив тебе узнать о своих намерениях.
— Мадам… госпожа моя… — только и сумел произнести Джиллет и охнул от боли. Он больше уже не чувствовал себя победителем. Мало того, этот Убивец явно ломал ему плечо. — Ох! Вели ему отпустить меня!
— Пфа! — презрительно фыркнул Кельвин и одним движением швырнул Джиллета на пол. — Меня наконец просто оскорбляют угрозы этого жалкого пьянчуги! — И он снова повернулся к вдове: — Как же, по-твоему, мне следует с ним поступить? Ведь все это из-за тебя!
Несмотря на собственные несчастья, вдова Гюшетт еще не утратила способности жалеть таких дураков, как Джиллет. И голосок ее не дрогнул, хоть и прозвучал еще тише и слабее, когда она промолвила:
— Отпусти его. Пусть расскажет о том, что видел, хоть всем судьям на свете. Кто ж ему поверит? Кто станет слушать заверения какого-то работяги, если против него выступает сам Кельвин Дивестулата? И, думается мне, он просто постыдится рассказать кому бы то ни было о том, что с ним случилось.
— А что, если он пересилит свой стыд? — тут же возразил ей Кельвин. — Что, если судьи все же выслушают его и поверят в рассказанное им настолько, что захотят допросить тебя? Что ты тогда им скажешь?
Вдова глаз не подняла. Не было у нее желания смотреть на своего «мужа».
— Тогда я им скажу, что благодаря твоим злобным проискам стала твоей узницей, игрушкой в твоих жестоких и похотливых руках и что я была бы благодарна Господу, если бы Он в милости своей позволил мне умереть.
— Вот-вот. Именно поэтому я и не позволю ему уйти! — со странным удовлетворением в голосе заявил Кельвин, словно получив подтверждение неким своим неясным предчувствиям. — Пожалуй, отныне за его жизнь будешь отвечать ты. А я с удовольствием посмотрю, как вы с ним будете кувыркаться. Учти, если выполнишь это мое желание и развлечешь меня, я, может быть, позволю ему остаться в живых.
Джиллет не слышал, что ответила Убивцу вдова. Он, видимо, ничего уже толком не слышал. Слова негодяя и ответы его «жены» вызвали в душе Джиллета жгучий стыд, а боль в плече стала поистине нестерпимой. Ему казалось, что голова у него вот-вот лопнет, и он уже не столько слушал этих двоих, сколько проклинал себя за то, что вовремя не призвал на помощь волшебные силы. Возможно, тогда бы он лучше понимал то, что здесь происходит. Да, он вел себя как последний дурак, в какую-то минуту решив, что может сам добиться победы, тогда как в подобной ситуации могло победить только волшебство!
