Джон Мур - Срази и спаси!
— А, это… Сущие пустяки.
— Вот именно! Пустяки в сравнении с опасностью, которая угрожает вам от моей мачехи. Ее могущество колоссально, а последние три дня она занималась только тем, что готовила вам смерти, одна другой ужасней.
— Простите, вы не против, если мы укроемся от дождя? — И Шарм с Венделлом проскользнули мимо нее в замок.
— Нет! — воскликнула Энн. — То есть да. Я против! Вам нельзя войти!
Но было слишком поздно! Принц уже широким шагом пересекал залу, стряхивая воду с плаща и без малейшего интереса поглядывая на гобелены, закрывавшие стены. Они были в разводах плесени, ибо внутри замок Злой Королевы оказался почти таким же, если не просто таким же сырым, как снаружи.
Энн кинулась за ним:
— Ваше высочество, я высоко ценю ваши усилия спасти меня, но они бесполезны. Вы не можете одолеть королеву Руби, а если уедете со мной, она тут же вернет меня обратно. Вы должны немедля покинуть замок и спасти свою жизнь!
— Прелестное платье! Сами шили?
— Да. — Энн взглянула на свой туалет и чуть порозовела. — Это не настоящая я.
— Ну разумеется. А кто это?
Она неловко попыталась объяснить:
— Ваше высочество, еще до кончины моего отца я жаждала выбраться из этих гор, этого уединения. Я мечтала о том дне, когда какой-нибудь галантный странствующий рыцарь увезет меня в дальний и более… э… космополитичный город. И я даже сшила кое-какие платья, полагая, что они… э… послужат источником вдохновения для такого рыцаря. Но это было ошибкой. Заблуждением. Не сомневайтесь, ваше высочество, я столь же невинна, чиста, целомудренна и непорочна, как положено любой принцессе.
— Хм, чудесно! — сказал принц, чей энтузиазм заметно поугас.
Воздух задрожал от прерывистого скрежета. Энн нервно оглянулась.
— Она поднимает подъемный мост! Она закрыла единственный выход из замка! Вы в ловушке!
— Что же, придется нам остаться на обед.
Скрежет оборвался. Возобновился. Мост с грохотом упал на прежнее место. Шарм поднял брови.
— Эти колеса с зубцами… — объяснила Энн.
— Зубчатая передача.
— Верно. Это я знаю. Несколько зубцов обломилось. Она старалась их починить, но у ее магии есть пределы, особенно когда дело касается железных колес.
— Хм-м-м, — согласился Шарм. — Я все чаще убеждаюсь, что большая часть магии годится лишь для самых непрактичных вещей.
— Например, предавать людей ужасным смертям.
От упоминания ужасных смертей Венделлу стало немного не по себе. В отличие от принца он не упивался красотой и сосредоточивался более на том, что его окружало; и то, что он видел, ему не нравилось. Залу освещали факелы, а он привык к более ровному свету фонарей. Сквозняки колебали пламя, и на стенах плясали тени. Потолок был таким высоким, что углы вверху тонули в непроницаемой тени. Но Венделл мог поклясться, что заметил там какое-то движение. Портреты на стенах тоже не навевали спокойствия. У всех, кто был на них изображен, лица выглядели перекошенными, а глаза выпученными, словно они в ужасе смотрели на что-то непередаваемо страшное. И откуда-то сверху донесся еле слышный дробный стук каблуков по каменным плитам.
За окнами ослепительно вспыхнула молния, и тут же ухнул гром. Венделл и Энн подскочили. Шарм посмотрел на окна, где дождевые струи сливались в сплошную завесу. Пламя факелов по стенам закручивалось, выбрасывая черный маслянистый дым. Когда грохотание грома замерло, дробь каблуков зазвучала очень четко.
Энн указала на лестницу:
— Южная башня! Моя мачеха уже спускается! Ах, принц Шарм, да позволит вам судьба умереть столь же доблестно, как вы жили!
— Спасибо.
— Э… хм… государь… Может, нам лучше оставить визитную карточку…
— Не говори глупостей, Венделл. Дождь льет как из ведра. Посмотри, найдется в конюшне место для наших коней?
— Я не покину вас, пока все не свершится, — сказал Венделл, положил вещевой мешок на пол и принялся вытаскивать оружие. Принц даже не посмотрел туда.
Они слушали позвякивание металлических набоек, доносившееся с темной лестницы и эхом отдававшееся под сводами. Позвякивание становилось все громче, оно приближалось. Энн заломила руки, а Венделл уставился на лестницу, как загипнотизированный кролик. Вдруг позвякивание оборвалось. Последовала последняя вспышка молнии, заключительное крещендо грома, все факелы в зале разом погасли, и тут же на лестнице возникла фигура, облитая алым светом.
— Эффектный выход, — пробормотал Шарм. Покойный король Хамфри, видимо, предпочитал молоденьких. Злой Королеве было всего двадцать шесть лет. Алый свет исходил от рубина величиной в кулак, и держала она его, естественно, в кулаке. Он отбрасывал круг неземного света, который подчеркивал кровавую алость губ и ногтей и отражался в неумолимых черных глазах, сверкавших, как два куска антрацита. Пряди темных волос поблескивали и змеями извивались на ее плечах, распространяя приторно-сладкое благоухание. Она остановилась на нижней площадке лестницы, пронзила принца жестким взглядом и произнесла голосом, источавшим яд:
— Принц Шарм! Итак, вы осмелились задумать похищение моей падчерицы!
Все глаза обратились на Шарма, который обмахивал сапоги носовым платком. Он поднял глаза, словно удивившись, что видит кого-то на лестнице, затем оглядел королеву с головы до ног.
— Вашу падчерицу? А я готов был поклясться, что вы с ней сестры.
Гром замер где-то вдали. В зале на десять биений сердца воцарилась мертвая тишина. Энн закрыла рот, щелкнув зубами. Венделл затаил дыхание. Шарм продолжал озарять Злую Королеву своей самой ослепительной улыбкой.
Затем Злая Королева подняла руку к голове и пригладила растрепавшуюся прядь.
— Ах! Вы правда так думаете?
— Абсолютно. И мне очень нравится ваш туалет. Черная кожа так пленительно гармонирует с вашими глазами.
— Ах, благодарю вас, Шарм. — Королева сошла с последних ступенек. — А вам не кажется, что сапожки на шпильках — это немножко чересчур?
— Нет. Они само совершенство.
— Это надо же! — пробормотала Энн, и Руби бросила на нее враждебный взгляд.
— Что же, я стараюсь держать себя в форме. Соблюдать диету и избегать солнца. И все же! — Королева кивнула в сторону большого зеркала, висевшего на стене, но тут же сообразила, что его трудно рассмотреть, подняла руку, и факелы вновь запылали. Они осветили литой квадрат старинного зеркального стекла с безупречной серебряной амальгамой, вделанный в резную деревянную раму, густо позолоченную. — Эта волшебная дрянь заладила, что она красивей меня.
Сомнений в том, кто подразумевался под «она», никаких быть не могло.
