Ольга Мяхар - Быть бардом непросто
Я достучался! До их черствых душ и занавешенного паутиной сознания. Я… я смог. Ибо я бард и никто больше. Бард с голосом, который может быть острым, как сталь, или мягким, как шелк. Оглядываюсь и сажусь на скамью. Тихие хлопки, медленно перерастающие в гром аплодисментов, бросают в жар. Меня бьют по плечу, по шее, обнимают, орут, что надо спеть еще раз и непременно так же! Смущенно улыбаюсь. Почему-то мне не противно, что меня бьет и обнимает чернь. Даже… приятно как-то. И если бы еще эти голубые глаза не смотрели так внимательно, я был бы и вовсе счастлив.
Потом исполняю им что-то про болотные цветы и утопленниц. Потом про дракона и принцессу, которая пела тридцать лет и три года, дабы дракон не проснулся (в итоге девушка сорвала голос и ее таки съели, но народ все равно проникся и за певунью выпили отдельно). Потом происходит что-то еще, но что — не помню. Зато помню, что меня посадили во главу стола рядом с Аидом (хоть я и сопротивлялся), дали выпить и наконец-то накормили. Я в итоге всех простил, согрелся и пришел в довольно хорошее расположение духа.
Нам выделяют один из домов на окраине. Он пустует, но к нашему приходу в камине разжигают огонь, и комната оказывается относительно протопленной. На столе, кстати, кастрюлька с пирожками.
Открываю дверь, оглядываюсь, оборачиваюсь к шагающему следом светлому и с грохотом ее закрываю. Где тут засов? Ага.
В дверь вежливо стучат.
— Э-э, Фтор, ты ничего не забыл?
— Нет.
Довольно оглядываю пару лавок, которые можно поставить рядом и постелить сверху шкуру из моего седельного мешка. Будет тепло и уютно. Не хуже, чем дома, скажу я вам. Даже круче. Ибо там отец за шкуру прибил бы, напомнил бы о благородном аскетизме и расстелил бы ее на собственной лавке.
— А я где ночую? — слышится из-за двери.
— Можешь переночевать у старосты. Он явно будет тебе рад.
— Не смешно. Фтор, впусти. Тут льет как из ведра, а я, кх-кх, кажется, слегка простужен.
Кошусь на дверь. Отец рассказывал о светлых эльфах как о существах изнеженных и к жизни слабо приспособленных: на земле спать не могут, пол пещеры кажется им слишком холодным и жестким… А если и впрямь заболеет? Впрочем, мне-то какое дело. Тем более что староста и впрямь будет ему очень рад.
— Прости, но темный эльф еще никогда не делил свой кров со светлым, — нахожу отговорку, изучая пирожки.
— Это не твой кров.
— Но и не твой. И вообще, ты извращенец!
Тишина.
— Боишься моих объятий? — ехидно осведомляется светлый из-за закрытой двери.
Пирожки как-то резко начинают казаться несъедобными и дурно пахнущими.
— Убью! — Стараюсь оставаться хладнокровным.
О боги, что бы сказал папа, если бы узнал, что меня преследует светлый, да еще и парень? А ничего бы не сказал. Аида — кастрировал бы, меня бы — женил в срочном порядке. После чего мой народ еще три столетия воевал бы с Вечным лесом, который просто не смог бы простить такого надругательства. Хотя… магическая кастрация не так уж и страшна. Наверное. Но в любом случае — это позор для мужчины.
— Я не буду тебя обнимать. Целовать тоже. И вообще, я пошутил!
— Ага. Еще скажи, что я не милый.
— Ну ты довольно мил. Со своими подвижными ушками, вечно встрепанными волосами, фиалковыми глазками и постоянным упрямством на мордашке… — отвечает светлый задумчиво.
Отодвигаю кастрюльку с булочками. Аппетит пропадает напрочь.
— Сам ты милый!
— Правда?! — спрашивает он с надеждой.
Скриплю зубами. Аид должен был оскорбиться.
— Чего ты вообще ко мне привязался?
— Кх-кх. Да так, кх. Грустно стало, одиноко. Дай, думаю, с тобой попутешествую, развеюсь.
— А может, выберешь себе кого-нибудь другого? — предлагаю без особой надежды.
— У тебя есть, кх, на примете, кх-кх, знакомый темный эльф, который сможет со мной попутешествовать?
— …Нет. Они тебя как капусту нашинкуют.
— Кх-кх, кх-кх, кх. Кх. Кх…
Тишина. Смотрю на дверь, прислушиваюсь.
— Эй. Ты еще там?
Подхожу к двери, пытаюсь выглянуть в окно. Но все, что могу различить, — пару сапог и бледную кисть руки неподалеку.
Вздыхаю, подхожу к двери и резко ее открываю, отдергивая затвор. На пол падает мокрый эльф с посиневшими губами. Глаза закрыты, дышит часто. Надо же, и впрямь замерз.
— Вот, гхыр.
Остаток ночи и весь следующий день я лечу Аида. Укладываю его (на мой плащ, кстати), стягиваю мокрую одежду и накрываю тремя шкурами. Магия лечения мне всегда давалась довольно слабо, так что приходится готовить настой из лечебных трав. Ингредиенты я привез с собой, так что главной проблемой оказывается вливание варева в горло «умирающего». Больной всячески противится этому, сжимает зубы и мычит что-то вроде: «Боже, какая вонь!»
Но я делаю это: вливаю-таки настой, после которого Аида рвет полчаса подряд (это, кстати, хороший признак: значит, лекарство подействовало). А чтобы не допустить обезвоживания, заставляю его выпить еще полтора ведра чистой воды, которую щедро выделил староста (поначалу он был не слишком щедр, но выбитая дверь, мой окосевший с недосыпа взгляд и приставленный к горлу кинжал подняли уровень его гостеприимства до отметки «все для вас»).
Вечер следующего дня. Солнца медленно заходит где-то в отдалении, путаясь лучами в кронах деревьев. Я лежу на свободной лавке, мечтая хоть немного вздремнуть. Светлый хрипит неподалеку, поправляя мокрую тряпочку на лбу.
— Фтор. — Аид зовет так тихо и жалобно, что приходится открыть правый глаз.
— Да?
— Спасибо. Я… приболел еще дня три назад. Дождь меня доконал.
— Не за что.
— Вряд ли до этого хоть один темный эльф помогал выжить светлому.
Это факт. Но я нарушил уже столько устоев и традиций, что одной больше, одной меньше — не имеет особого значения.
— Не говори никому.
Так. На всякий случай. Есть ведь крохотный шанс, что когда-нибудь я героически вернусь в родные пенаты.
— Ладно. И прости.
Хм? Это уже любопытно. Светлый просит у темного прощения. Об этом даже в легендах ни разу не упоминалось.
— За что? — приподнимаю правое ухо и смотрю на лежащего на противоположном конце комнаты эльфа.
— За то, что дразнил. Я не извращенец.
Сжимаю зубы и стараюсь не выдать собственных эмоций.
— А зачем дразнил?
— Ты забавный. Подпустил меня на расстояние удара, не выказывал агрессии, что бы я ни говорил. Думаю… мне просто хотелось нащупать твой предел.
— Чего? — Чего это он там хотел нащупать?
— Я хотел понять, насколько ты искренний. Редкий случай, когда темный эльф, взрослея, в душе остается ребенком.
