Кристофер Сташефф - Чародей поневоле
Хозяин постоялого двора выпучил глаза, губы его сложились в букву «О». Наверняка Род сказал что-то необычное.
Но вот глаза толстяка приобрели расчетливое выражение — такое Роду уже не раз случалось наблюдать. Как правило, за таким взглядом следовало еле слышное распоряжение официанту: «Слюнтяй. Надо вытрясти из него все, что у него в загашнике».
Род улыбнулся.
Вежливость. Вот в чем была его ошибка. Промашка вышла. Род преобразил улыбку в злобный оскал.
— Ну, чего ждешь? — рявкнул он.— Живо тащи все на стол, а не то я с твоей жирной задницы срежу себе кусок на отбивную!
Хозяин вздрогнул, сгорбился и принялся быстро и часто кланяться:
— Сию минуточку, господин, сию минуточку! В мгновение ока все будет готово, вот увидите!
Он повернулся к кухне.
Рука Рода легла на его плечо.
— Про столик не забыл? — напомнил он толстяку.
Тот судорожно вдохнул, кивнул и провел Рода к столику, возле которого стояла отесанная колода, заменявшая стул, после чего поспешил на кухню, наверняка тихонько ругаясь на чем свет стоит.
Род ответил ему любезностью, только выругался погромче, расширив предмет ругани довольно-таки значительно и не забыв упомянуть о продажной природе человечества.
Ну и конечно, завершил он тираду, мысленно проклиная себя за то, что невольно услужил мамоне, ступив на путь грубости и хамства.
Но что он мог поделать? Агенты АБОРТ должны были оставаться вне подозрений. Вежливый, мягкосердечный средневековый буржуа? Одно по определению противоречило другому.
«Сию минуточку»,— пообещал хозяин и исполнил свое обещание. Отбивная и эль возникли на столе, как только Род уселся. Хозяин стоял у стола, нервно вытирая руки фартуком и выглядя в высшей степени озабоченно. Наверное, ждал, что скажет Род о его стряпне.
Род открыл было рот, чтобы приободрить беднягу, но вовремя спохватился — правда, слова так и встали у него поперек горла. Он наморщил нос, и по лицу его расползлась медленная ухмылка. Он взглянул на хозяина:
— Уж не запах ли колбасок с чесноком я чую?
— О да, ваше благородие! — Хозяин снова принялся кланяться.— Они самые, колбасочки с чесночком, и притом самые что ни на есть расчудесные, вы уж мне простите мою похвальбу. Ваше благородие желает?..
— Мое благородие желает,— сказал Род.— Presto allegro, эй ты!
Хозяин смутился, как смущался, бывало, Векс, слыша от Рода всякие силлогизмы, и бегом припустил на кухню.
«Теперь-то что не так?» — гадал Род. Наверное, опять он что-то не то ляпнул. А он так гордился этим «эй ты».
Он попробовал отбивную и только успел с нею покончить, когда на стол с грохотом опустилась тарелка с колбасками.
— Славно,— похвалил хозяина Род.— И отбивная была недурна.
Лицо хозяина озарилось облегченной улыбкой. Он было поплелся прочь от стола, но вдруг вернулся.
— Ну? В чем дело? — поинтересовался Род с набитым колбаской ртом.
Хозяин снова нервически вытирал руки фартуком.
— Прощеньица просим, господин хороший, только вот…— Губы у него скривились, и он выпалил: — Вы уж не чародей ли, часом, будете, г-господин, а?
— Кто, я? Чародей? Что за чушь!
Для пущей выразительности Род схватил столовый нож и нацелил его острие в живот хозяина. Живот сразу поджался и исчез, унося с собой своего владельца.
«С чего это вдруг он принял меня за чародея? — гадал Род, с аппетитом уплетая колбаску.— Лучше колбасок мне еще ни разу не доводилось пробовать,— решил он,— Это, наверное, потому, что они подкопченные. Интересно, каким деревом они тут пользуются при копчении? Наверное, это он из-за presto allegro смутился. Небось подумал, что это какие-то магические слова».
Что ж, в данном случае слова эти действительно произвели чудо.
Род откусил кусок колбаски, запил элем.
Он — чародей? Ни за что! Пусть он младший сын младшего сына, но чтобы такое… нет, никогда!
Помимо всего прочего, колдовство предполагало заключение контракта, подписанного кровью, а Род не имел права тратить ни капли крови попусту, хоть, бывало, и тратил. Он осушил кружку и со стуком опустил ее на стол. Хозяин тут же материализовался рядом со столом и наполнил кружку Рода новой порцией эля из кувшина. Род уже начал было благодарно улыбаться, но вспомнил о своей роли и преобразил улыбку в оскал. Покопавшись в кошельке, он нащупал неправильной формы золотой самородок — вполне сносную валюту для Средневековья, вспомнил о том, как превратно ценится в таком обществе щедрость, и не стал доставать самородок. Вместо него он сунул хозяину небольшой слиток серебра.
Хозяин уставился на лежащий на его ладони слиток, и его глазные яблоки предприняли отчаянную попытку обратиться в полушария. Издав булькающий хрип, он протараторил не слишком разборчивые слова благодарности и поспешил прочь.
Род раздраженно кусал губы. Видимо, даже такой маленький кусочек серебра здесь способен был произвести сенсацию.
Однако раздражение быстро унялось. Пара фунтов говядины, наполнившей желудок Рода, сделали свое дело, и мир вокруг казался куда как симпатичнее. Род вытянул ноги в проход между столами, скрестил их, откинулся назад и принялся ковырять в зубах острием ножа.
Что-то в этом зале было положительно не так. В веселье нечто нарочито профессиональное: голоса звучали чуть громче, чем следовало бы, смех — немного напряженно и отзывался мрачноватым эхом. А вот угрюмость — у тех, что были угрюмы,— напротив, была самая что ни на есть неподдельная.
И еще — страх.
Взять хотя бы вон ту парочку за третьим по счету столиком справа: о чем бы они там ни перешептывались, их нельзя было заподозрить в актерстве. Род тайком повернул печатку в перстне и направил его на спорщиков.
— Что проку от этих сборищ, если королева то и дело посылает против нас своих солдат?
— Все ты верно говоришь, Адам, все верно. Она нас слушать не станет. Когда все будет позади, она нас и близко не подпустит, и слова вымолвить не даст.
— Ну тогда надо будет заставить ее выслушать нас!
— Да? А от этого какой будет прок? Ну выслушает, так ее вельможи не позволят ей дать нам то, чего мы потребуем!
Адам стукнул ладонью по столу:
— Но ведь мы имеем право быть свободными и не обязаны всю жизнь быть ворами и попрошайками! Пора положить конец долговым тюрьмам, а вместе с ними и поборам!
— Это точно, и еще чтобы уши больше не отрезали за то, что ты спер каравай хлеба! — Собеседник Адама глубокомысленно поскреб место отсутствующего уха. Вид у него был как у затравленного пса.— Только она ведь все-таки кое-что для нас сделала…
— Ну да, теперь она своих судей насажала везде! Теперь вельможи не смогут сами вершить правосудие на свой аршин.
