Маргит Сандему - Странствие во тьме
Андре и его дед, нарушая все правила похоронного этикета, быстро обогнали скорбящих.
— Извините, — произнес Андре, обращаясь к удивленным дамам в карете. — Позвольте минутку поговорить с вами?
Дамы из кареты не вышли, но согласились, взглянув вопросительно на Андре.
— Меня зовут Андре Бринк, — представился он.
Оказалось, что пожилые дамы были старыми знакомыми семьи Пера Вольдена, и, поскольку они не смогли приехать на похороны Пера, им показалось, что они замолят свой грех, приехав на похороны его жены.
Андре сразу приступил к делу:
— Я случайно слышал, что вы назвали имя Эрлинга Скогсруда. Не может ли эта семья быть той, которую мы разыскиваем? Где он живет?
Позади себя они услышали, как Ветле шел, проводя палочкой по железным прутьям нового забора кладбища. Он устроил такой адский концерт, что на их лицах появилась мучительная гримаса. Но это была реакция, выражавшая глубокую скорбь мальчика, вызванную смертью бабушки.
Одна из дам ответила Андре:
— Эрлинг Скогсруд жил в Ниттедале. Где он сейчас… я не знаю.
Обманывает? И почему другая дама так недовольно поджала губы?
— Но вы знали его семью? — попытался вступить в разговор Хеннинг.
— Не очень хорошо, — сдержанно ответила она. — Они жили далеко от нас.
— Не знавали ли вы некоего Кнута Скогсруда в их родне?
— Это был его отец, — ответили они одновременно. Ой, ой, неужели это правда? Нет, звучит слишком хорошо.
Андре осторожно сказал:
— В таком случае… мы, может быть, говорим об одной и той же семье. Мы хотели бы получить некоторые сведения о Кнуте Скогсруде. Не удостоите ли вы нас чести отобедать с нами на Липовой аллее?
К сожалению, они не могут. Спешат на поезд.
Андре поспешил задать вопрос:
— Вы не знаете, Кнут Скогсруд приехал из Тронхейма?
— Ничего такого мы никогда не слышали, — ответила одна из дам. — Но разговаривал он так, как говорят там, на севере.
— Он еще жив?
— Нет, умер много лет тому назад. Жена его тоже скончалась. У них был этот… единственный сын.
Вторая дама что-то подсказала, и они шептались между собой некоторое время. Затем они снова повернулись к Андре и Хеннингу:
— Эрлинг в молодости был женат, но его жена ушла от него, забрав с собой сына, Кнута. Утверждать мы не можем. Спустя некоторое время… его схватили.
Она понизила голос, словно стыдясь.
Андре и Хеннинг были уверены, что наконец-то они вышли на настоящих Скогсрудов.
После того, как они получили ответы на целый ряд вопросов, им удалось сделать некоторые выводы, а дамы смогли уехать на свой поезд.
Оба они шли домой в глубокой задумчивости.
— Все совпадает, — сказал Андре. — Возраст Кнута Скогсруда именно таков. Вернее был таким, он ведь уже умер. В 1884 году у него родился сын Эрлинг.
— Сейчас ему тридцать два, — промолвил Хеннинг.
— Да. Этот Эрлинг женился молодым и у него родился в 1909 году сын Кнут.
— Которому сейчас семь лет. Он примерно одногодок с маленькой Кристой. Жена бросила Эрлинга в 1912 году и забрала с собой сына.
— Уехала в неизвестном направлении, — добавил Андре. — Эти Скогсруды имеют обычай исчезать неизвестно куда.
— И, что еще хуже, люди, о которых мы говорим, члены рода Людей Льда.
— В этом мы полностью убедимся, когда узнаем о судьбе Эрлинга.
— Помещен в дом для душевнобольных за жестокость или, как сказали они, за подлые действия.
— Ив этом кроется нечто весьма важное, что следует взять на заметку: послушным ребенком он не был никогда, но внешне выглядел очень красивым, и девушки засматривались на него. Но повзрослев, он стал меняться. В худшую сторону.
— Подобно Сёльве, — согласился Хеннинг. — Точь-в-точь, как Сёльве.
— Да, но у него изменился не только характер, но и внешность.
— У Сёльве глаза пожелтели, когда он стал взрослым.
— А Эрлингу досталось гораздо больше. Из молодого красивого человека он стал превращаться в ужасное создание. Как его описывали дамы?
— Они не могли сделать этого, сами они его не видели, а знали лишь по слухам.
— Но мне кажется, он отмечен проклятием рода Людей Льда, — задумчиво произнес Андре.
— Да. Из психбольницы в Гаустаде он сбежал несколько лет тому назад. Как они предположили, направился за границу, не так ли?
— Он убежал на войну. И это можно себе довольно легко представить, учитывая его жестокий характер. Поскольку первая страна, в которую он отсюда попал, Германия, то воевал он, видимо, на стороне немцев. Это только предположение, точно мы не знаем.
— Но сейчас он мертв? — спросил Хеннинг, который не все понял из разговора с дамами.
— Да, они так сказали. Пал на западном фронте.
— Да-с. Но во всяком случае теперь ветвь Эммы Нурдладе для нас не представляет загадки, не так ли?
— Конечно. У сына Эммы и Кнута был сын Эрлинг, у которого в свою очередь родился сын Кнут, которому сейчас семь лет. Думаю, что мы можем вычислить эту линию полностью.
— Замечательно, — вздохнул Хеннинг. — Единственное, что нам необходимо сделать — отыскать жену Эрлинга и ее маленького сына Кнута.
— Именно. И это будет не так просто, если она попыталась скрыться от своего жестокого мужа. Она могла даже сменить фамилию.
— Нам следует узнать ее девичью фамилию и откуда она родом. А Эрлинга мы можем определенно отбросить, не правда ли?
— Он пал на войне. И я могу сказать, что вздохнул с облегчением, узнав об этом. Не думаю, что он понравился бы нам.
— Согласен! О, дорогой, сколько людей направляется на Липовую Аллею! А я надеялся сегодня в полном спокойствии скорбеть о нашей любимой Малин!
— Ты можешь вернуться обратно, дедушка, мы справимся с поминками сами. Ох, как мне будет недоставать Малин!
— Мне тоже, — вздохнул Хеннинг, — мне тоже!
Спустя полгода, когда осень начала раскрашивать листья, и садовую мебель убрали в помещение, к Ветле Вольдену пришел посетитель…
Произошло это ночью. Родители, Марит и Кристоффер, уехали в Кристианию в театр, а поскольку в этот день Ветле не особенно хорошо вел себя в школе, его в наказание оставили дома. Родители должны были переночевать в столице.
Сначала, конечно, было необыкновенно приятно остаться в доме одному. Ветле, которому уже исполнилось четырнадцать, разгуливал по вилле, стараясь найти для себя занятие поинтересней.
Позвать приятелей из той шаловливой шайки, в которую входит сам? Нет… предчувствие говорило ему, что ни мать, ни отец совсем не порадуются от того, что все в доме будет перевернуто вверх дном.
Он просто так затопил кафельную печь: смотреть на огонь столь приятно, и замечательно погреться около него. Но он забыл открыть задвижку и вынужден был целых два часа проветривать помещение. Так что это тоже оказалось неинтересным.
