Маргит Сандему - Странствие во тьме
Проклятый флейтист, не сыграть пароль до конца!
Сейчас он займется этим негодяем. Владельцем замка в большой заболоченной дельте.
Его нужно заставить доиграть сигнал до конца.
Заставить этого человека будет не трудно. Тенгель только не знал, как ему приступить к этому делу.
Мозг работал так медленно, сейчас он после сильного напряженного состояния чувствовал себя уже измотанным.
Прежде всего он должен немного отдохнуть. И подумать.
Он скорчился, опустив голову на колени и закутавшись плащом. Если бы кто-нибудь увидел его сейчас, то принял бы за отвратительный маленький камень или за серо-черный пень с сильной примесью грязно-коричневой и зеленой плесени.
Тенгель Злой внезапно оцепенел.
Что-то проникло в его мозг… нечто ужасное, катастрофическое!
Нет, это невозможно!
Он услышал звуки — такие пронзительно мягкие и красивые, что задрожал с ног до головы, почувствовал удушье, заболел, затрясся, словно в лихорадке.
Нет, нет, нет, нет! Не сейчас! О, все духи ада, почему это должно случиться?
Он поднял голову. Его глаза засверкали страхом и бешенством.
На противоположной вершине он увидел контуры высокого существа в длинном черном монашеском плаще. Оно держало у рта маленькую флейту, размером едва ли больше дудочки и именно от нее исходили звуки.
«Странник во тьме».
— Нет! — хрипло крикнул Тенгель. — Убирайся обратно в мир теней, величайший предатель из всех, кого породила земля! Я доверял тебе, гордился тобой, ты должен был усыпить меня флейтой, но ты обязан был также позаботиться о том, чтобы на флейте, на моей флейте, был подан сигнал к моему пробуждению!
Странник убрал флейту от губ.
— Ее похитили.
— Знаю, — проревел Тенгель, озверев от страха. — Этот проклятый Йолин! Но ее нашли в Эльдафьорде. И ты был там, думаешь я не знаю? Мне известно все, все! Но ты позволил негодяям, в которых текла моя собственная кровь, уничтожить ее!
— Одна флейта для того, чтобы заснуть. Другая — для пробуждения, — спокойно сказал Странник. — Таково было твое собственное решение.
— Я уничтожу тебя, ты…
— Ты не можешь этого сделать, — прервал его Странник. — Тебе это хорошо известно. Ты сам дал мне статус вечного странника и сам приказал мне в один прекрасный день вернуть тебя в бодрствующее состояние.
— И ты изменил мне!
Странник снова начал играть на флейте. Протесты Тенгеля становились все слабее и слабее. Он впал в обморочное состояние, но тело его следовало за нежными звуками флейты. Он полетел, не оказывая сопротивления, когда Странник повлек его через горы и долины, мимо спящих деревень снова к пещере в Словении.
Там Тенгель Злой вынужден был опять занять свой тайный грот, расположенный вдалеке от мест, посещаемых туристами и спелеологами.
Но в этот момент он уже был таким ослабленным, что с радостью улегся на свое многовековое ложе.
Странник взглянул на него с горькой улыбкой на устах и вернулся на свой вечный сторожевой пост.
Эрцгерцог Франц Фердинанд в униформе, которая обтягивала его полнеющую фигуру, в каске с развевающимися перьями сидел в автомобиле во время церемониального проезда по Сараево. Его супруга, одетая во все белое и в шляпе, также украшенной перьями, сидела рядом с ним.
Он покручивал свои огромные навощенные усы, то снимал, то надевал длинные белые перчатки.
Эрцгерцог нервничал, но, естественно, не показывал этого приветствовавшей его толпе. Людей в ней было не очень много. Одни пришли по обязанности, другие же из любопытства — просто поглазеть на королевскую пару. Какого-либо теплого чувства к представителю императорского дома население этой части Австро-Венгрии не испытывало.
Франц Фердинанд знал, что существует опасность террористического акта. Но не послушал предупреждений посланника Сербии в Вене. Была ли это вера в свою популярность или в свое бессмертие, или лишь чувство долга, сказать трудно. Несмотря ни на какие обстоятельства, он и его супруга поехали в Сараево.
Шел двадцать восьмой день июня 1914 года.
Эрцгерцог инспектировал свои войска, дислоцированные в Боснии. После этого они направились на торжественный прием в ратушу.
В толпе людей на улице находился и Гаврило Принцип. Он также нервничал, но по другой причине. Револьвер выскальзывал из его вспотевших рук. Герцогская пара ехала на автомобиле, а не в карете с лошадьми. Это весьма затрудняло выполнение задачи.
Но отступать уже было поздно.
Кортеж был в пути. Сейчас нужно…
Да!
Его товарищи выполнили свой долг, дальше на улице взорвалась бомба. Кто-то крикнул, что ранен один офицер. Наступила очередь Гаврило.
Автомобиль приблизился, но проскочил мимо слишком быстро. Эрцгерцог видимо был перепуган.
Его супруга в ужасе крикнула:
«Франц! Бедняга истекает кровью!»
Он сквозь зубы, так чтобы никто не слышал, произнес:
«Молчи! Мы едем дальше, как будто ничего не произошло».
Но во время церемонии в ратуше он был очень взволнован. Все советовали ему обратно ехать другой дорогой. Он отказался, хотел навестить в гарнизонном госпитале раненого офицера.
Юный Принцип дрожал всем телом. Он упустил свой лучший шанс. Теперь следует все проделать заново, если герцогская пара поедет обратно той же дорогой.
Его товарищи сидели в засаде. Один из них пришел к нему и прошипел: «Почему не выстрелил?» И он попытался объяснить.
Обстановка вокруг была лихорадочной, напряженной.
Но вот автомобиль показался снова!
Гаврило сделал глубокий вдох, и к нему пришло успокоение. Он бросился вперед, вскочил на подножку автомобиля и начал стрелять. Раздалось несколько выстрелов один за другим.
Они даже вскрикнуть не успели — умерли мгновенно, оба — эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга.
Принципа тут же схватили, но для него это было все равно. Он выполнил свой долг перед отечеством и перед «Черной рукой». Того, кто бросил бомбу, также задержали. Остальным удалось скрыться.
Этот поступок словно бы зажег бикфордов шнур, ведущий к бочке с порохом. Дни Австрийско-Венгерской монархии были сочтены. Немецкое население Австрии не пожелало больше оставаться безмолвной толпой, мадьяры в Венгрии узрели возможность освобождения своей страны, так же, как и румыны, а сербы больше не желали иметь ничего общего с Веной. Кругом воцарился хаос.
23 июля Австро-Венгерское правительство послало резкий протест Сербии. Этот день стал началом так называемой «черной недели». Австрийцы совершенно не были удовлетворены полученным ответом, и 28 июля объявили Сербии войну.
С этим не могли согласиться русские, поддерживавшие многие славянские народы и имевшие свои интересы на Балканах. Они объявили всеобщую мобилизацию, после чего Германия тут же объявила войну России.
