Сергей Шведов - Шатун
– Опасны ныне дороги в славянских землях, – покачал головой хозяин, жестом приглашая гостя к столу. – А почему мы не нашли среди убитых твоих мечников?
– Со мной был только отрок, из моих родовичей, да Макошина ведунья, которая к нам в попутчицы напросилась.
– А отрок сильно пострадал?
– По словам ведуний, через месяц-два будет здрав и в силе.
Князь Всеволод гостя потчевал не только вопросами, но и яствами, коими богата Радимичская земля, а также винами из дальних стран, до коих сам был большой охотник. Пировали малым кругом, но за большим столом, способным вместить до сотни боготуров. Сейчас, правда, за столом их сидело всего трое. Кроме Скоры, давно уже знакомого Драгутину, ошуюю[11] князя расположился боготур Брайко, которого боярин видел прежде только однажды, но о силе и удали которого был наслышан. Третьего боготура Драгутин видел впервые. В отличие от степенного Брайко, боготур Торуса был порывист в движениях и скор на слово. Оправданием этой порывистости были годы, которые едва на третий десяток перевалили. Но если боготур за княжий стол зван, да еще на малый совет, то, значит, ни умом его Велес не обделил, ни силой.
– Неужели ты, боярин, в одиночку с дюжиной разбойников совладал? – не утерпел с вопросом Торуса. – На тебе ведь даже брони нет.
– Отрок помог, – пояснил Драгутин. – Троих убил. Да и Макошина ближница в долгу у Даджбога не осталась, отправив в Страну Забвения двоих шалопуг.
– Так ты считаешь, боярин, что убитым тобой разбойникам путь в Страну Света закрыт? – спросил степенный Брайко.
– Закрыт. Они выступили против воли славянских богов, за что и поплатились.
– А была ли та воля выражена ясно? – усомнился Скора, кося глазом на призадумавшегося князя.
– Была, боготур, – твердо сказал Драгутин. – Иначе не сидел бы я здесь перед тобой. Если трое от дюжины разбойников, напавших из засады, отбиваются без большого урона для себя, то происходит это не иначе как божьим промыслом.
– Верно говоришь, боярин, – просветлел лицом князь Всеволод. – Коли не было бы согласия богов на задуманное нами дело, то не доехал бы ты до моего городца.
Походило на то, что до сей поры князь Всеволод, человек умный, хитрый и осторожный, не был до конца уверен в правильности своего выбора. Драгутин его не осуждал за нерешительность. Дело, которое им предстояло осуществить, было кровавым и чести Всеволоду не сулило. Ибо счет предстояло предъявить человеку, кровно и по богу с князем связанному. И хотя связь, установленную богом, тот человек уже оборвал, взяв из рук кагана право суда не по слову Велеса, а по кривде пришлого бога, но ведь и через кровное родство так просто не перешагнешь. Отцы князя Всеволода и князя Твердислава были братанами. Велесовы волхвы уже дали добро на суд от имени своего бога, а Великий князь Всеволод, верховный судья Скотьего бога, блюститель его правды в Радимичских землях, все никак не мог оторвать от сердца человека, с которым рос бок о бок, стоял плечом к плечу в битве и сиживал за пиршественным столом.
– Не наше слово будет последним, – сказал Драгутин, – его скажут славянские боги устами своих волхвов. И что будет сказано, то и свершится.
Всеволод головой кивнул в ответ на слова боярина. Боготуры промолчали. Все хорошо понимали, что Твердислав – это только начало спроса, а над кем будет произнесено последнее осуждающее слово, неведомо никому. Но в любом случае начало было положено справедливое – прежде чем чинить спрос с дальних, надо покарать ближних. Измена Твердислава не только бросала тень на родовичей, но и смущала умы простых людей. Уж коли ближники славянских богов от освященного кровью щуров порядка отворачиваются, то, вероятно, иссякла сила их кумиров, а вместе с нею сошла на нет и их правда. Смерть Твердислава должна была показать колеблющимся, что нет, не иссякла и спрос с отступников будет. И ни мечи хазарские, ни пришлый бог, обласканный каганом Битюсом, отступника не защитят.
– За славянских богов! – Всеволод поднял братину и, отхлебнув первым, пустил ее по кругу.
– За божьих ближников, коим предстоит обнажить меч за славянскую правду! – подхватил Драгутин.
Боготуры, следуя примеру князя, выпили стоя. Трижды братина прошла по кругу, прежде чем молодший годами Торуса перевернул ее вверх дном.
Князь Всеволод, распрощавшись с боярином и боготурами, покинул гридню.[12] По его ссутулившейся спине было видно, как тяжело переживает он измену родовича и как тяготит его взятая на плечи ноша судьи и мстителя за поруганную правду.
– Кривду медом не изживешь, – сказал Скора, проводив глазами князя. – Боготуры готовы. Выступаем по твоему слову, боярин.
– Завтра поутру седлайте коней, и да помогут нам славянские боги.
Скора сдержал слово и проводил гостя к старому резчику Сару. Сар встретил боярина с достоинством – хоть и жил он не своим домом, но цену себе знал. Драгутин сразу обратил внимание на руки резчика, немало поработавшие на своем веку. Они и сейчас не пребывали в бездействии, ловко ковыряя деревянный чурбан острым резцом. На глазах изумленного Драгутина из обрубка внезапно выступила голова невиданного чудовища.
– Это что за чудо-юдо? – спросил Скора у резчика.
– Носорогом эту животину кличут, – спокойно отозвался Сар. – Водятся они в египетских землях, а может, и еще далее. Видел я их только однажды во фряжских землях. Их туда на потеху тамошнему владыке привезли.
– А каким богам кланяются фряги? – спросил Драгутин, присаживаясь на лавку рядом со стариком.
Сар был одет в белую чистую рубаху и полотняные штаны. Ноги держал в кожанцах, хотя в горнице было натоплено изрядно. Судя по всему, остывающая кровь плохо грела резчика. Волосы у Сара были седые и длинные, едва ли не до плеч, а бороду он подстригал. Носить бороду на груди дозволялось только волхвам.
– Кланяются они тому же богу, что и иудеи, но на свой манер, а более всего сына того бога почитают, коего распяли на кресте.
– Это за что же с ним так обошлись? – удивился Скора.
– За то, что правду людям нес от бога-отца. Не всем та правда по сердцу пришлась. Не в правде божьей дело, боярин, а в том, как ее толкуют божьи ближники. А иные и там, и у нас норовят ее в свою пользу перетолковать. Не то беда, что каган Битюс пришлому богу кланяется, а то беда, что пытается он правду кривдой подменить. Чужим потом да слезами богатые и властные хотят построить для себя в этом мире Страну Света, но забыли они о том, что век человеческий короток, и коли прожил ты его со злом в сердце, то с тем злом и уйдешь в Страну Тьмы и Забвения.
Рассуждал старец здраво, хотя далеко не всё в его словах Драгутину понравилось. А более всего не понравилось то, что смерд разумением иного князя превосходил. В этом мире каждый должен знать свое место, иначе порядка не будет.
