Сергей Шведов - Шатун
Рассуждал старец здраво, хотя далеко не всё в его словах Драгутину понравилось. А более всего не понравилось то, что смерд разумением иного князя превосходил. В этом мире каждый должен знать свое место, иначе порядка не будет.
– А как в тех краях люди живут?
– По-разному живут, боярин, – улыбнулся беззубым ртом Сар. – Золотые блюда всегда полны, а глиняные чаще пустуют. На иных плечах червленый кафтан, а на иных вретище. Кто в каменных палатах живет, а кто под соломенным навесом. А так, чтобы все богато жили, врать не буду, этого не видел.
Драгутин похвалил работу старца и распрощался с ним. Уходил он не то чтобы гневным, но с раздражением в сердце. Получалось, что укорил в чем-то Драгутина старый Сар, а у боярина слов не нашлось для ответа.
– Остер старик на язык, – засмеялся Скора. – Князь Всеволод зовет его иной раз для разговора, а после всегда сердится.
– Плохо, если словами Сара другие смерды заговорят.
– Это вряд ли, – покачал головой Скора. – Если только мы сами не введем простых людей в смущение правдой чужих богов, которая оборачивается кривдой на наших землях. Каган Битюс человек вроде неглупый, а не понимает, к чему приводит забвение обычаев, от щуров идущих.
– Ганам хазарским ближники славянских богов всегда были как кость в горле, – хмуро бросил Драгутин. – В городах наше слово слышнее ганского. А если пришлый бог забьет славянских богов, то и глас его ближников превратится в ненужный шепот. Каган Битюс упорен в заблуждениях, но не всегда сила правду ломит.
Глава 4
РАЗРУШЕННЫЙ ГОРОДЕЦ
Спал Драгутин как убитый, намаявшись за трудный и суматошный день, и пропустил бы первые солнечные лучи, если б его не разбудил Скора. Боготур был облачен в бронь, а у бедра покачивался длинный меч. На Драгутина серые глаза его смотрели почти весело.
– Пора, боярин, путь предстоит долгий.
Впервые пути Скоры и Драгутина пересеклись двадцать лет тому назад. Тяжелое это было время для Радимичской земли. Умер Великий князь Будимир, и о радимичском столе спорили его сыновья – старший, Борислав Сухорукий, и средний, Всеволод. За Всеволода горой стояли волхвы и боготуры, а за Борислава – старшина[13] лучших родов и хазары гана Жиряты, назначенного каганом Битюсом наместником при захворавшем князе Будимире. С большим трудом радимичам удалось тогда избавиться от кагановой заботы, которая едва не обернулась полным разорением градов и весей. И в тех усилиях сторонников князя Всеволода доля Драгутина была немалой. С тех пор много воды утекло в радимичских реках, и сам боготур Скора уже не прежний юнец, а вот боярина Драгутина время как будто не коснулось. По-прежнему сверкают яркой синью его глаза, а мощный торс бугрится клубками мышц. Разве что лицо, рассеченное двумя морщинами от уголков к подбородку, говорит о том, что и над этим железным человеком время все-таки властно.
Драгутин вышел на крыльцо и окинул взглядом обширный двор городца. Девятнадцать боготуров уже сидели в седлах.
Рогатые шеломы сверкали в лучах скупого на ласки зимнего солнца, а из-под тех шеломов следили за гостем настороженные глаза. Не было у боготуров полного доверия к боярину. Чтобы ближник Даджбрга стал своим среди ближников Велеса, немало надо пережить вместе.
С места всадников повел Скора, он дорогу до излучины лучше всех знал. Лошадям несладко приходилось, местами они в снег чуть не по брюхо проваливались. У иных боготуров сосульки на усах повисли, что делало их похожими на деда-морозовика, который издавна прижился в радимичских лесах. А вот бородатых среди боготуров не было. Молодых отправил князь Всеволод на рискованное дело, которое зрелые боготуры могли еще, чего доброго, взять под сомнение.
Драгутин держался рядом со Скорой. Боярин был без брони, в простом кожухе, а о воинском его звании напоминал лишь меч, висевший у бедра.
радимичский лес от лесов древлянских отличался разве что обилием снега. В древлянских лесах в эту пору непролазная грязь, а здесь снег еще солнцем не тронут. А река, на которую вывел боготуров Скора, была покрыта толстым слоем льда. По припорошенному снегом льду передвигаться стало легче. А местами кони чуть не в мах шли, удивляя заспавшийся лес своей прытью.
– Слух у нас прошел, – сказал Скора на одном из коротких привалов, – что на краю радимичских земель Шатун объявился.
– Извести надо, дабы не смущал простолюдинов, – спокойно отозвался Драгутин.
Если по лицу судить, то говорил Скора без задней мысли, ни в чем боярина не подозревая. Но плохо будет, если князь Всеволод и ближние к нему боготуры заподозрят Драгутина в связях с урсами. Чего доброго Велесовы ближники обвинят ближников Даджбога в желании развязать новую распрю на Радимичской земле.
Передохнувшие кони пытались наверстать упущенное время, но Даджбогова колесница оказалась проворнее боготурских коней и закатилась за гору раньше, чем всадники достигли излучины реки. По словам Скоры, до места сбора было рукой подать, потому боготуры не стали искать место для ночлега, а зажгли припасенные факелы. Драгутин первым учуял запах дыма, а еще через какое-то время из темноты навстречу всадникам проступили стены полуразваленного городца. По ночной поре трудно было разобрать, велик тот городец или мал, а вот конское ржание, доносившееся из-за стен, вселило в Драгутина надежду.
От городца отделился всадник и поскакал навстречу прибывшим. Драгутин при неверном свете факелов опознал в нем боярина Воислава и поднял предостерегающе руку, дабы боготуры не вздумали ненароком меткость свою показать.
– Здрав будь, боярин Драгутин, – улыбнулся Воислав, – и вы здравы будьте, боготуры.
– Вузлев вернулся? – спросил у Воислава Скора.
– Пока нет, но от Перуновых волхвов был человек с вестью, что «белые волки» явятся в срок.
Всех бояр, присланных великим князем Яромиром, Драгутин знал в лицо и не сомневался в их расторопстве. На дружное боярское здравствование не менее дружно отозвались боготуры. В сохранившемся очаге старого жилища горел огонь, подле которого волчком вертелся суховатый человек и ходили неспешными шагами три дебелые женки. По запаху, доносившемуся из огромного чана, Драгутин понял, что без горячего ужина их не оставят.
– Расстарался, Лепок, – похвалил человека Торуса. – Коли и коней наших не обидишь, то быть тебе обласканным не только князем Всеволодом, но и мною.
– Ловлю тебя на слове, боготур, – отозвался от очага тивун. – Подарок от тебя с первой же добычи.
Расторопство Лепка смехом одобрили и боготуры, и бояре, а Торусе деваться некуда – надо дарить, коли напросился.
