Сергей Шведов - Шатун
Двоих разбойников завалил Искар, а потом ему самому солоно пришлось: уже не столько нападал, сколько отбивался. Трое рослых и кряжистых бродяг набросились на Искара, не давая ему передышки. Один, впрочем, тут же упал с пробитой стрелой шеей.
– Женку сбейте с воза! – завопил кто-то страшным голосом и тут же захлебнулся в крике.
Искар обернулся к Ляне, и сделал это напрасно – острый железный штырь пребольно ужалил его в бок. От этого удара в глазах отрока потемнело, и рубил он мечом уже не глядя, просто наудачу, и, кажется, попал. Но порадоваться чужой смерти Искар не успел: светлый день утонул вдруг в ночи, и покрытая окровавленным снегом земля ушла у него из-под ног.
А потом на черном как сажа небе зажглись светляки. Искар не сразу сообразил, что лежит он на спине в розвальнях, которые движутся. И не совсем было отроку понятно, почему день сегодня уступил место ночи до срока. Ляна положила ему на пылающий лоб холодную ладонь, которая в тот же миг стала горячей. Кто-то невидимый жег бок Искара каленым железом, и отроку было так больно, что хотелось закричать.
– Потерпи, – попросила Ляна. – Уже скоро.
– А Щек? – собравшись с силами, спросил Искар.
– Коли Макошь поможет, то выходим.
Про Шатуна Искар спрашивать не стал, просто успел сообразить, что именно оборотень сейчас правит лошадьми.
– Плохо, что ты не из Страны Забвения, – сказал отрок Ляне.
– Почему? – удивилась та.
– Холода в твоей руке нет, чтобы огонь во мне погасить. – А более ничего не успел сказать Искар, потому как светляки в небе погасли – и над ним вновь сомкнулась непроглядная тьма.
– Жив? – спросил Драгутин, оборачиваясь.
– Жив, – кивнула головой Ляна. – Рана не смертельная, только бы довезти скорее.
До Всеволодова городца было рукой подать, но Драгутин свернул в сторону, туда, где за стройными соснами пряталась Макошина обитель. Городец богини ставлен крепко, а ее ближницы способны при случае метнуть и стрелу, и сулицу в незваных гостей. Расспросов за толстыми стенами, сложенными из необхватных стволов, никто боярину не чинил. Драгутина, сына князя Яромира, здесь знали в лицо. Об Искаре боярин договорился с кудесницей заранее, вот только довезти отрока невредимым не удалось. Оставалось надеяться, что Макошь не оставит раненого своим вниманием.
Искара пронесли по узким переходам и поместили на застланное мехами ложе. Горница была невелика и размещалась в самом глухом и дальнем углу городца. Стены ложницы не были отмечены Макошиными знаками, а потому это место не считалось священным. Переступив порог, Драгутин даже шапки не снял, ибо бояре если и кланяются, то лишь богам да щурам, кои родовые жилища охраняют. А эти стены были бездушны, хотя и хорошо отесаны мужицкими топорами. Старание работников чувствовалось во всех попавшихся Драгутину на глаза строениях. Его это нисколько не удивило. Смерды-плотники старались угодить бабьей богине в надежде на ее щедрые отдарки. Ибо всем известно, что именно Макошь добавляет жар в кровь женщин и делает их любовь слаще меда.
Кивнув на прощание ведуньям, Драгутин покинул ложницу. Двор был пуст. Подуставшие кони исходили на морозе паром. Боярин упал в розвальни, взял в руки вожжи и тихонько свистнул. Ворота городца распахнулись, давая ему дорогу, чем он и не замедлил воспользоваться, пустив коней шагом по опущенному мосту. Скрепленные железом вековые лесины даже не скрипнули под лошадиными копытами, полозья розвальней скользнули по бревнам, как по льду, и Драгутин через мгновение почувствовал себя свободным от не всегда ласковых объятий бабьей богини. Отъехав полверсты, боярин обернулся на городец и в восхищении прицокнул языком – хорош! По слухам, за этими стенами проживало не менее трех сотен женщин. Не все они, конечно, были ведуньями, но все равно – сила в обители таилась немалая, и Драгутин успел ее почувствовать.
Боярин вдруг вспомнил о Щеке, которого он оставил в городце на попечении ведуний вместе с Искаром. Этот человек при первом взгляде показался Драгутину знакомым, но, сколько он ни морщил лоб, припомнить, на каких жизненных перекрестках сталкивала их судьба, так и не смог. Впрочем, Щек вряд ли оправится от полученной раны, а потому и напрягать память по этому поводу не имеет смысла.
До жилища князя Всеволода было, казалось, рукой подать, но видит око, да зуб неймет. То ли притомились кони, то ли морозный воздух мешал боярину верно определить расстояние, но только добрался он до высоких толстых стен гораздо позже, чем предполагал. Из сторожевой вежи[9] розвальни заметили и без опаски кинули через засыпанный снегом ров подъемный мост. Впрочем, имея за стенами пятьдесят боготуров и сотню мечников, городец мог себе позволить роскошь не бояться одинокого странника, пусть и с мечом у пояса.
– Хвала Велесу и Даджбогу, боярин Драгутин, – выступил навстречу гостю ближний к великому радимичскому князю боготур Скора, – а мы уж не чаяли тебя увидеть.
Со слов Скоры, боярин узнал, что Всеволодовы гриди-мечники,[10] чесавшие лес по приказу князя, наткнулись на следы побоища. И появилась опаска, что посланец Великого князя Яромира либо убит, либо взят израненным в полон.
– Неужели хазары вздумали озоровать вблизи нашего городца? – не скрыл своего возмущения Скора.
– Митусовы люди, – пояснил Драгутин, стряхивая с кожуха снег. – Вузлев меня предупреждал. Я сам промахнулся, боготур Скора, поверил человеку, который этого не заслуживал.
– Бывает, – посочувствовал Скора, жестом приглашая Драгутина в терем. – Блудливые людишки всегда кажутся надежнее честных.
Драгутин в городце Всеволода бывал и раньше, но не уставал любоваться резным красным крыльцом, ведущим в княжеские покои. Дивы дивные, которые сплетались между собой в сложном узоре, могли поразить любого человека.
– Крыльцо делал Сар, – заметил восхищение гостя Скора, – знатный умелец. Много он хаживал по свету: и в нурманских землях бывал, и во фряжских. Могу свести тебя с ним, боярин, если есть охота поговорить. Сар много видел и много знает.
Князь Всеволод ждать себя не заставил, и не успел гость четырем углам поклониться, как хозяин уже чествовал его здравной чашей. Драгутин подношение принял, сплеснул малую толику вина хозяйским щурам и осушил чашу до дна. Князь Всеволод, муж среднего роста и чуть более дородный, чем это потребно для тяжелого удара, смотрел на боярина с удивлением. Похоже, в тереме Великого радимичского князя уже готовились справить тризну по Драгутину, сыну Яромира. Обычно улыбчивое лицо Всеволода сейчас смотрелось смурноватым, – видимо, от пережитого недавно огорчения по поводу смерти боярина. Не то чтобы князь Всеволод души не чаял в среднем сыне князя Яромира, просто эта смерть могла аукнуться новой распрей между Даджбоговыми и Велесовыми ближниками, которые после многих лет противоборства искали теперь пути к сотрудничеству.
