Алекс Орлов - Золотой пленник
— Не зли их, щенок, нас же всех из-за тебя перебьют! — зашипели на него.
— У меня стерты ноги, ваша милость! — не сдавался Питер, обращаясь все к тому же конвоиру. — Я не ухожу с дороги — я только прошу меня выслушать.
— Какое мне дело, дурак-собака! Можешь хоть подохнуть тут, знаешь! — ответил карсаматский воин и плюнул в наглого пленника.
— Боюсь, это не понравится вашему хозяину! — ввернул Питер, ожидая нового всплеска злобы и, возможно, побоев, однако конвоир задумался. Он обменялся несколькими фразами на своем языке с другими карсаматами и пришел к какому-то решению.
— Эй ты! — Конвоир ткнул плетью одного из людей, нанятых в Индзоре. — Ты ведь солдат, знаешь?
— Солдат, — кивнул тот.
Конвоир выдернул из седельной сумки чью-то окровавленную рубашку и бросил ее наемнику.
— Возьми, знаешь, сделай мальчишке обмотки, чтобы башмаки сидели хорошо.
— На ходу?
— Стой! — скомандовал конвоир, и пленники остановились. — Давай скорее, знаешь, времени мало.
Солдат умело разорвал рубашку, велел Питеру снять башмаки и затем ловко замотал ему ноги половинками рубашки — получилось что-то вроде толстых носков.
— Одевай.
Питер обулся, было очень хорошо и удобно.
— Спасибо, ваша милость.
— Не за что. Запомнил, как я мотал?
— Старался, но, боюсь, у меня так не получится.
— Ничего, как остановимся на ночлег, покажу еще раз.
Вместе с Питером остановкой воспользовались и другие пленники. Кто-то порвал на обмотки свою рубашку, другим бросили какое-то тряпье конвоиры.
Заметив остановку, подъехал самый главный разбойник, Питер стал с интересом его разглядывать.
— Что случилось? — строго спросил он. — Почему встали?
— Это я остановил их, эрмай Теллир. Эти неумехи, знаешь, уже стерли ноги, я отдал им несколько рубашек, чтобы сделали себе обмотки, — вам ведь нужны здоровые пленники?
Сказав это, инициативный карсамат замер, ожидая решения Теллира: оно могло оказаться каким угодно.
— Ты правильно сделал, они должны дойти до Датцуна.
Поймав на себе взгляд мальчишки, Теллир ударил его плетью, но не сильно — чтобы не покалечить. Невольник упал и закрыл голову руками.
— Не смей смотреть на меня, червь, — прошипел Теллир и, дав лошади шпоры, поскакал в голову обоза.
Словно его страшная тень, мимо промчалось чудовище, что едва не сожрало Питера в овраге. Эртадонт подпрыгивал на бегу и постоянно нюхал воздух, иногда срывался и уносился куда-то к горизонту, но стоило хозяину позвать его — чудовище было тут как тут.
13
Когда главный разбойник ускакал, охранник из Индзора помог Питеру подняться.
— Пошли, пошли вперед, знаешь! Отдых кончился, дурак-собака! — стали подгонять конвоиры.
Питер дотронулся до головы — из небольшого рубца от кнута сочилась кровь, к тому же вздулась шишка.
— Он пожалел тебя, — негромко сказал бывший охранник.
— Почему вы так решили?
— Зови меня Эрик.
— Почему ты так решил, Эрик?
— Мы ему нужны, ты ведь сам об этом догадался.
— Да, догадался. Только почему нас все время бьют?
— Чтобы мы их слушались. Зато как доберемся в Датцун, пару дней нас будут кормить как скот на убой.
— Зачем?
— Чтобы подороже продать.
— А нас будут продавать?
— А зачем, ты думаешь, нас оставили в живых? — Эрик усмехнулся. — Ради красивых глаз?
— Мы станем рабами?
— Это лучше, чем смерть.
Питер кивнул. От удара плетью гудела голова. Он дотронулся до места удара и посмотрел на ладонь.
— Кровь — это не страшно, — успокоил его Эрик. — Кровь сейчас остановится, и шишки не будет.
Они шли еще часа три, и ничего вокруг не менялось: все те же рощи, холмы, жесткие травы. Когда солнце прошло полуденную отметку, обоз неожиданно остановился в одной из небольших рощиц с кривыми рахитичными деревцами.
Пользуясь случаем, пленники сели отдыхать, кто-то заговорил о еде. Питер подумал, что закусить было бы не лишним, но особенно ему хотелось пить.
Они ждали не слишком долго, послышался стук копыт, и к пленникам подъехал сначала Теллир, а затем еще один всадник. Ломая ветки, подобрался эртадонт и встал поодаль, роняя из пасти клейкую слюну.
Наученный горьким опытом, Питер не поднимал на Теллира глаз, однако, приметив герб на седле, невольно поднял глаза на второго всадника. Это был офицер императорской армии! Это было спасение!
— Сэр! Сэр, спасите меня, я Питер Фонтен — племянник Нуха Земаниса, купца из Гудбурга! Спасите меня, сэр, я заплачу вам — мой дядя очень богат!
Офицер брезгливо отмахнулся, и его лошадь попятилась. Теллир в этот раз не стал наказывать бестолкового пленника лично.
— Дайте ему двадцать плетей, но так, чтобы он мог идти! — приказал он и поехал прочь. Конвоиры кинулись исполнять приказ.
Несмотря на сопротивление, Питера повалили на землю, задрали кафтан и стали бить по спине плетьми. Пленник крепился, но на пятнадцатом ударе потерял сознание и не видел, как Эрик оттолкнул конвоира, чтобы тот в горячке не забил мальчишку.
— Уйди, шакал, убью! — заорал конвоир, выхватывая кривой меч.
— Твой эрмай сказал, что он должен ходить, а ты его забьешь до смерти!
Карсамат выругался, но отступил и взобрался в седло.
Питер пришел в себя, и ему помогли подняться.
— У меня... спина... огнем горит...
— Да уж, парень, напросился ты.
Обоз снова тронулся, и за ним двинулись пленники. Поначалу Питера поддерживали, но потом он пошел сам.
Примерно через час, спустившись в низину, обоз остановился у лесного озера. Карсаматы стали поить лошадей, в том числе и ломовых. Потом подвели к воде пленников. Попив воды, Питер почувствовал, что начинает замерзать, даже ссадины на спине перестали гореть.
— Я мерзну, Эрик, — удивленно произнес он.
— После плетей такое бывает, но тебе досталось не так сильно — в дороге все пройдет.
— Эй вы, пойдем рубить чакан! — Конвоир подошел к пленникам и выбрал двоих.
— Куда это они? — спросил Питер.
— Думаю, нас кормить собираются.
— Чем?
— Сейчас увидишь.
Выбранных пленников конвоир подвел к густым зарослям какого-то камыша и, дав одному из них нож, приказал срезать толстые стебли. Второму были велено принимать пучки и укладывать на траву.
Набрав две огромные вязанки, работники принесли их к остальным и разделили на всех. Питеру досталось пять толстых стеблей.
— Смотри, как это делается.
Эрик стал снимать со стебля слой за слоем, пока не осталась молочно-белая сердцевина в палец толщиной, длиной в фут, по вкусу она напоминала что-то среднее между каштаном и капустным листом. Привередничать не приходилось, и Питер с удовольствием сжевал все пять выделенных ему стеблей, сразу почувствовав прилив сил.
