Алекс Орлов - Золотой пленник
— Такое бывает? — Глаза Питера засветились надеждой.
— Люди рассказывают, значит, бывает. Придет на торги какой-нибудь блаженный богач, купит десяток невольников да и даст им вольную, чтобы поминали его добрым словом.
— Эх, хорошо бы...
Питер надолго замолчал.
— Брешет он тебе, а ты уши развесил, — вмешался угрюмый Биркамп. — Рядом с Датцуном море, значит, все попадем на галеры.
— Будет тебе про галеры-то! — раздался сзади недовольный голос. — Накаркаешь еще, тупая башка.
— Чего ты сказал? — обернулся Биркамп.
— А то и сказал — тебе хочется на галеры, ну так и поезжай, а другим, может, пожить еще охота.
— Эй вы, перестань орать, знаешь! — крикнул охранник. Свистнула плеть, и на голову Биркампа обрушился удар. Тот взвыл и, поскольку не мог ответить конвоиру, бросился на собрата по несчастью — суховатого пожилого наемника из Индзора. Несмотря на разницу в весе, завязалась драка, конвоиры заработали плетьми, полосуя всех подряд, пленники расступились, и на земле остались только молотящие друг друга соперники.
— Если сейчас же не подниметесь, лично отрежу вам головы... — прозвучал властный голос Теллира. Драчуны вскочили и испуганно уставились на хозяина.
Питер осторожно скосил глаза и увидел красивого, невиданной светлой масти коня, сапоги с золотой вышивкой и острые шпоры — так близко Теллир к нему еще не подъезжал.
— Еще подобное затеете, зарежу!
Сказав это, Теллир развернул коня и поехал по дороге.
— Вперед, гуирские свиньи!
— Вперед, шакал-собака, знаешь! — заорали конвоиры, подгоняя пленников.
15
Дорога до Датцуна заняла еще трое суток, и последние из них оказались самыми трудными, поскольку идти пришлось через Савойскую пустыню. Вокруг были только известковые скалы и белая глина, дорога вилась между провалами в потрескавшейся земляной корке, здесь не росли даже колючки, сопутствовавшие пленникам последнее время.
Не летали птицы, не ползали змеи и даже муравьи, а накануне у солоноватого ручья их предупредили, что воды не будет целые сутки. Пришлось напиваться впрок. Там же, у ручья, дали по две пригоршни сероватой муки. Питер был голоден и хотел быстро проглотить ее с водой, но Эрик остановил его.
— Так нельзя, — сказал он.
— А как надо? — Питер уже знал, что советами Эрика пренебрегать не следует.
— Для начала нужно собрать сухой травы.
И, отдав на сохранение Питеру завернутую в лопух порцию муки, Эрик быстро собрал пучок сухой осоки. Потом размочил ее в воде и принялся измельчать руками. Еще раз перетерев с водой, разделил траву на две части и одну передал Питеру.
— Разведи свою муку водой, чтобы получилось тесто, а потом все это смешай с травой.
— И что потом?
— Потом это можно съесть.
Питер сделал как велел Эрик и принялся поедать порцию. Еды стало больше, он почувствовал, что наполнил живот.
— Ну и зачем нужно было все перемешивать? Чтобы наесться?
— И это тоже, но сырая мука — тяжелая еда, в дороге может неправильно в брюхе лечь, станет разливать желчь, икота замучает.
— Ты так много знаешь, Эрик. Откуда это?
— Из жизни, мне пришлось через многое пройти, прежде чем я стал наниматься в охранники.
— А кем ты был раньше?
— Наемничал.
— Воевал за деньги?
— Да.
— А кем был до этого?
— Вором.
— Вором? — удивился Питер. — Ты таскал из карманов кошельки?
— Нет, у нас была шайка, и мы грабили тех, кто выезжал из города, подстерегая их в полумиле от крепостной стены. Мне тогда было столько же лет, сколько тебе.
— Почему же ты пошел в воры? Что на это сказали твои родители?
Эрик грустно улыбнулся.
— Мать я не помню, а отец всегда пил, опускаясь все ниже. Была старшая сестра, но, уехав на заработки, так и не вернулась. Либо совсем сгинула, либо тянет где-то невольничью лямку.
— А что было потом?
— Потом на нас сделали засаду люди тамошнего барона, связали и вывезли в лес, где всех, кроме меня, повесили. Мне дали шанс, поскольку я оказались самым молодым, сказали — вот тебе полчаса, а потом мы с собаками идем по следу, сумеешь оторваться — будешь жить, не сумеешь — повесим рядом с дружками.
— И как же ты?
— Там был большой пруд, я забрался в самую тину и укрылся среди зарослей камыша. Там и просидел три дня, пока меня искали. Когда охотники пытались прочесывать заросли, погружался под воду и дышал через камышинку.
— А чем же ты питался?
— Чаканом.
— Теперь понятно, откуда ты так здорово умеешь его чистить.
— Да уж, наловчился.
— А скажи, Эрик, тебя секли?
— О, много раз!
— А где же?
— На военной службе. Там наказывают за всякую провинность, бичами, розгами, плетью.
— И все это ты испытал на себе?
— Пришлось, приятель. Но и ты неплохо начал.
— Да уж. — Питер пошевелил плечами, и ободранная спина отозвалась жгучей болью.
Питер вспоминал этот разговор, когда они уже плелись по Савойской пустыне. Конвоиры то и дело прикладывались к бурдюкам с водой и обильно потели, давали слизнуть влагу с ладони лошадям, иногда смачивая им головы между ушей, а изнывающим от жажды и жары невольникам оставалось только терпеть.
Очень кстати по дороге попалась одинокая скала, и Теллир разрешил передохнуть в ее тени.
— Хорошо идем, — сказал Эрик, когда они с Питером опустились у прохладной стены.
— Что значит хорошо? — Питер с трудом переводил дыхание, казалось, что язык присох к небу. Панамы, которые невольники соорудили из речных лопухов, высохли и рассыпались, приходилось защищать голову чем попало — многие рвали рубахи.
— Никто не умер, обычно пятая часть остается на дороге, а у нас нет даже больных.
— Это потому, что хозяину деньги нужны и он не велит нас бить, — пояснил кто-то.
— Нас всего-то дюжина, — пробурчал Биркамп. — А была бы сотня, лупили бы почем зря.
16
Когда солнце стало садиться, едва передвигавшие ноги пленники наконец увидели силуэты приземистых построек. Потянуло дымом очагов, лошади конвоиров встрепенулись и пошли бодрее, однако успеть к окраине Датцуна засветло не получилось, солнце село, и спустилась темнота. Тем не менее ехавший первым Теллир уверенно держал курс на огоньки масляных светильников.
— Дошли, хвала небу, — произнес кто-то.
— Эй вы, собаки-шакалы! Встать плотнее, знаешь! Если кто побежит — остальным головы срубим, знаешь! — пригрозил конвоир, однако никто сбегать в ночи не решался, ведь вокруг все еще была пустыня.
Появилось эхо от стука копыт — невольников гнали по узкой улице, ограниченной с обеих сторон высокими глинобитными заборами. Теллир остановился, слез с лошади и, подойдя к воротам, несколько раз ударил по ним кулаком.
