Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы
– Этот? – Будур капризно скривила губы. – Чего-то тощеват да бледноват! Никак, болел в детстве?
– Кто, я? – склочно уточнил полукровка.
– Ну не я же! – передразнила принцесса. – Ладно, сойдешь – пловом откормлю. Иди сюда! – И она поманила жениха жадным жестом изголодавшейся за тридцать лет людоедки.
При упоминании ненавистного калорийного кушанья полуэльф озверел:
– Фиг тебе, а не свадьба! – Он взвился в невероятном прыжке, ловко хапнул с валяющегося на коврах подноса золотую стрелу и мстительно показал принцессе выразительную фигуру из трех пальцев: – Отвали, корова усатая!
Оскорбленная в лучших чувствах Будур взвыла громче придворного муэдзина. Ланс издевательски рассмеялся, подмигнул Огвуру и, не оглядываясь, рванул вдоль по улочке, ведущей к озеру. Грохоча сапогами, орк помчался за улепетывающим во все лопатки другом. Следом за ними, нещадно подгоняя ослика, резвым джигитом скакал старый дервиш Али-Баба.
Покинутая невеста голосила, не переставая.
– Поймать, вернуть! – растерянно выкрикивал приказания хан, но куда там: стражники не слышали, сгибаясь пополам от неудержимого хохота.
Поняв, что беглецов уже не догнать, Исхаган изменил тактику.
– Да на кой гоблин он тебе сдался, дочка! – нежно уговаривал он зареванную наследницу. – Бледный да тощий! Ну какой из него муж? Я тебе другого найду!
– А я этого хочу! – в три ручья продолжала рыдать принцесса.
– Дочка, будь же благоразумна! – подхалимничал отец. – Ведь ты правительница, трон и государство – твои! Утри глазки и займись делами, карай и милуй, хозяйничай!
– А-а-а! – Будур вытерла косой мокрые глаза. – Так это все мое?
– Твое! – с готовностью закивал хан.
Правительница выпрямила сильный стан, черные очи метали гневные молнии:
– А почему мало воинов? Почему у замка башня в трещинах? А ты сам в засаленном халате? Почему на улице слишком жарко? Почему на небе нет облаков? Хочу облаков, немедленно! Бездельники! Начальника охраны – казнить! Казначея – казнить! Хана – казнить!
Все присутствующие потрясенно зароптали, преисполненные ужаса.
– Дура! Красивая, но редкостная дура! – схватился за голову Исхаган. – Тебе только детей рожать да салфетки крестиком вышивать! Немедленно вернуть эльфа. Хочет он этого или не хочет, но он женится на принцессе!
Взбодрившаяся и воспрянувшая духом охрана рысцой рванула к озеру, демонстрируя полнейшее согласие с компетентным мнением хана. Подоспевшие евнухи подхватили принцессу и, невзирая на бурное сопротивление, замотали в покрывало, утаскивая на женскую половину дворца. Назревавший было матриархат благополучно зачах на корню. Взбудораженная столица медленно успокаивалась.
Ланс сильно запыхался, кровь стучала в висках, сердце грозилось выпрыгнуть из груди, но он не сдавался и не сбавлял шага. Потому что позади настигающим эхом грохотали ятаганы и медные бляхи, нашитые на халаты догонявшей их погони. Повеяло прохладой, цепочка глинобитных мазанок неожиданно оборвалась, явив дощатые портовые постройки и насквозь пропитанные солью доски причалов. Убогие лодчонки, приземистые крутобокие галеры, а выше всего этого – белопенная громада надувающихся ветром парусов гордой, готовой к отплытию каравеллы. Глаза полукровки выхватили надпись на борту «Маргота», поясную фигуру деревянной девы под бушпритом и красный головной платок Маллера де Вакса, веселым пятнышком отсвечивающий на корме.
– Эй, на палубе! – громко закричал Ланс, размахивая руками.
– Это ты, родич? – отозвался пират. – Ты успел вовремя: мы отплываем вверх по реке, чтобы выйти в море. Ветер попутный, так и норовит сорвать корабль с якоря!
– Ты обещал отвезти нас на Поющий Остров! – напомнил Огвур, первым вступая на веревочный трап.
Маллер протянул ему руку, помогая перебраться через планшир каравеллы:
– Вижу, выбора у вас нет! – Он коротко хохотнул, указывая на приближающихся стражников. – Шумная вы парочка, везде умудряетесь набедокурить! Руби концы! – прикрикнул он на матросов, и «Маргота» важно отвалила от причала.
На опустевшем пирсе разочарованно ругалась погоня, измотанная безрезультатной беготней.
– Как парочка? – встрепенулся Ланс. – С нами же еще дервиш на ишаке бежал, Али-Бабой его звать!
– Да вон он, ваш старикан, – махнул рукой капитан, – на берегу остался!
И правда, на пирсе, никому не нужный и никем не схваченный, стоял старый дервиш, вскинувший ладонь в прощальном взмахе.
– Удачи вам, друзья Сумасшедшей принцессы! – долетел до путников его голос, ставший неожиданно сильным и молодым. – Вы сослужили мне отличную службу. А то, что добыл ты, орк, отправится к тому, для кого и предназначено. Ведь от судьбы не уйдешь!
Огвур громко ругнулся и схватился за палец, на котором носил перстень Пожиратель пространства, укрытый тряпичным лоскутом. Но увы, под повязкой ничего не обнаружилось. Тысячник снова взглянул на причал и заметил яркую искру света в грязной руке дервиша. Отблеск драгоценного камня был столь ярок, что друзья невольно зажмурились, и сквозь опущенные ресницы им на мгновение померещилось, что тщедушное тельце Али-Бабы странно изменилось, превратившись в статную фигуру женщины в роскошном одеянии, с серебряной короной на распущенных, черных как смоль волосах. Серый же ослик стал поджарым гнедым скакуном, щеголявшим золотым чепраком. Ланс протер веки, но на причале вновь стоял все тот же бродячий старик, хитро щуривший подслеповатые глаза.
– Ты видел? – заикаясь от волнения, спросил полуэльф у задумчивого орка.
Орк насмешливо цыкнул зубом и сплюнул за борт:
– Я же сразу сказал, что имя у него какое-то подозрительное – али баба… А я бабу за милю чую!
Я давно уже утратила ощущение времени, сбившись с подсчета миновавших дней. Окон в комнате не было. Единственным ориентиром проходящих часов и суток служила свежая пища, появлявшаяся с четкой регулярностью. Кормили меня будто на убой, и вскоре я и смотреть не могла на разнообразные и питательные яства. Хотя, если говорить начистоту, отсутствием аппетита я не страдала, даже невзирая на утреннюю, тоже ставшую регулярной тошноту. Нет, а чего еще можно ждать от подобного образа жизни? Нервы на пределе, прогулки на свежем воздухе не предусмотрены, прогрессирующая гиподинамия налицо, четыре стены надоели дальше некуда, того и гляди клаустрофобия разовьется. Наверно, мои бдительные тюремщики хорошо усвоили неписаное правило, что каждому попавшему в мышеловку полагается бесплатный сыр, а перед смертью – тем более. Сыром меня баловали вволю: и твердым нарронским, и мягким из козьего молока, и деликатесным эльфийским с голубой плесенью. Так что по поводу своей дальнейшей судьбы я радужных надежд не питала. Вот подумают демиурги, подумают, да и пустят меня в расход. Решив не сдаваться без боя, я частенько упражнялась в фехтовании, испортила стены метательными ножами и совершенно случайно, промахнувшись, чуть не угрохала кота, обидевшегося на меня, словно на злейшего врага. Нарвавшись на заслуженный кошачий бойкот, я заскучала окончательно. Как-никак усатый бабушкин любимец был единственным доступным мне собеседником, внимательным и никогда не перебивающим. А пространные монологи, патетично произносимые в черную лупоглазую морду, помогли мне хотя бы немного разобраться не только в сложившейся ситуации, но и в самой себе.
