Лоис Буджолд - Священная охота
Ответный поклон Фары был в равной мере безразличным, и только легкая скованность выдала ее взбудораженные чувства.
Ингри последовал за Венселом в его кабинет. Венсел решительно закрыл за ними дверь, и Ингри повернулся так, чтобы не оказаться к хозяину спиной. У Хорсривера было вполне достаточно времени, чтобы подготовить магический удар, если бы у него возникло такое желание, однако опасения Ингри оказались напрасны: Венсел просто указал ему на кресло, а сам присел на край письменного стола. Покачивая ногой, он разглядывал Ингри сузившимися глазами.
— Хетвар очень быстро отпустил тебя, — заметил он.
— Геска сообщил тебе почему?
— О да.
— Биаст очень беспокоится за сестру, а Фара, как я понимаю, мечтает тебя спасти. Как тебе удалось завоевать любовь жены, я и представить себе не могу.
— Я тоже. — Хорсривер поморщился и принялся нервным жестом теребить прядь своих подернутых сединой светлых волос. — Подозреваю, что ее гувернантки перед свадьбой отравили ее слишком большой дозой придворной поэзии. Я похоронил десятки жен и теперь не позволяю себе привязываться к ним. Я не могу объяснить тебе, чем все эти женщины мне кажутся. Это одна из самых изощренных пыток моего теперешнего состояния.
— Словно целуешь труп?
— Словно ты труп, который целуют.
— Мне показалось, что она об этом не догадывается.
Граф пожал плечами.
— Я по привычке, которая теперь кажется мне бессмысленной, вступил в этот союз ради того, чтобы зачать еще одного сына, а для этого тело следует каким-то образом возбудить. К счастью, данное тело еще молодо, и простачок Венсел был бы вполне увлечен своей принцессой, мне кажется.
Позволяет ли Хорсривер этой полупереваренной душе всплывать на поверхность, когда он притворяется любящим мужем? И в какую растерянность должна повергать Фару внезапная замена растерянного влюбленного мальчика ее ночей холодным как лед незнакомцем за завтраком? Может ли Хорсривер давать волю другим своим прежним душам, когда того требует дел о? У бедной принцессы голова должна идти кругом, если ей приходится следить за столькими личинами супруга.
По какой-то причине на Венсела напала разговорчивость, и Ингри решил воспользоваться представившейся возможностью.
— Зачем ты привез леди Йяду? Учитывая последствия, это кажется ошибкой.
— Возможно, — поморщился Венсел. — Некоторые вещи видишь, только оглядываясь назад.
— Фара сочла ее новой кобылкой для жеребца-Хорсривера.
Граф нахмурился еще сильнее.
— Ну конечно — я же говорю, Фара романтична.
— Если не ради этого, то из-за чего же? Из-за Израненного леса? И не только потому, что Йяда унаследовала угодья? — Ингри не привык делиться информацией, но в данном случае она могла оказаться приманкой. — Йяда рассказывала мне о своем сне.
— Да, — мрачно кивнул Венсел. — Значит, тебе и в самом деле известно… Я не был уверен.
— Тебе она тоже рассказала?
— Нет, но я видел этот сон одновременно с нею, хотя и с другой точки зрения. Это ведь был больше чем сон: это было событие. Даже будучи всего лишь марионеткой богов, она не могла не взволновать моих вод так, чтобы рябь не добежала до меня. — Венсел вздохнул. — С тех пор она представляет для меня огромную загадку. Я взял ее к своему двору, чтобы понаблюдать, но не смог обнаружить ничего необычного. Если боги предназначили ее на роль наживки, я на нее не клюнул. Йяда, несомненно, оказалась связана заклятием во время того ночлега на Кровавом Поле, но она осталась слепой и бессильной, как самая обычная девушка.
— До тех пор, пока в охотничьем замке не случилось неожиданного несчастья.
— Да, действительно.
— Неужели все это произошло по воле богов? Включая смерть Болесо?
Венсел задумчиво скривил губы.
— Противиться богам — все равно что играть в шахматы с партнером, который всегда видит на несколько ходов дальше, чем ты. Однако даже боги не в силах заглядывать в бесконечность. Наша свободная воля затуманивает их взгляд, хоть их глаза и зорче наших. Боги не столько планируют, сколько пользуются представившейся возможностью.
— Зачем тогда ты послал меня убить Йяду? Простая предосторожность? — Ингри постарался, чтобы голос его прозвучал равнодушно, как если бы вопрос имел для него лишь теоретическое значение.
— Вовсе нет. Поскольку она расправилась с Болесо, ее наверняка ожидает виселица, а я не могу даже представить себе более точного воспроизведения обряда Древнего Вилда — символического жертвоприношения посланца к богам, — чем казнь невинной девицы под песнопения жрецов. Смерть открывает богам дверь в этот мир. Ее смерть при подобных обстоятельствах дала бы им доступ к долине Священного древа, закрытой для них вот уже на протяжении четырех столетий.
— А убийство Йяды такой роли не сыграло бы? В чем разница?
Венсел просто пожал плечами и отвернулся.
— Если только, — продолжил свою мысль Ингри, — заклятие не предусматривало чего-то большего, чем просто убийство.
Венсел снова взглянул на Ингри. На его лице была написана ирония, которая, как заметил Ингри, маскировала явное раздражение: похоже, Ингри удалось докопаться до чего-то существенного.
— С помощью заклятия ее душа после убийства была бы привязана к твоей, а потом истаяла бы, как призрак. Благодаря этому Йяда и ее связь со Священным древом оказались бы недоступны богам. Это вариант очень, очень древнего обряда, и я пролил ради него слишком много своей крови — приходилось спешить.
— Прелестно! — Ингри не удалось на этот раз сохранить равнодушный тон. — Убийство заодно с уничтожением души!
Венсел развел руками, словно говоря: «А что оставалось делать?»
— Гораздо хуже: излишняя трата сил. Обретенный ею дух леопарда сделал бы то же самое. Если бы я знал заранее… Это был мастерский ход, нужно отдать должное богам — моим противникам. Впрочем, может быть, все было и не так: то ли мы с ними, отражая выпады друг друга, загнали себя в тупик, толи оказались жертвами идиотизма Болесо. — Венсел поколебался. — В мои планы не входило связывать ваши души до убийства, однако это случилось, не так ли? — Венсел пристально смотрел на Ингри, и до того дошло, что не только он пытается докопаться до чего-то. Ох, не хочет ли Хорсривер сказать, что возникшая между Йядой и Ингри мысленная связь — его рук дело?
Молчание Ингри заставило Венсела добавить с фальшивым добродушием:
— Уж не решил ли ты, кузен, что влюбился в нее? Или она в тебя? Увы, должен разрушить эту романтическую иллюзию. На самом деле я думал, что ты — хоть, наверное, и не она — достаточно трезво мыслящий человек.
