Лоис Буджолд - Священная охота
Уходя из конюшни, Хорсривер не оглянулся, и Ингри спросил:
— Ты часто сейчас ездишь верхом ради удовольствия? Насколько я помню, ты очень интересовался лошадьми своего отца. — Это было, пожалуй, единственным, о чем его медлительный подросток-кузен был готов болтать часами.
— В самом деле? — рассеянно отозвался Венсел. — Боюсь, теперь я испытываю к лошадям такие же чувства, как и к женам. Они живут так недолго, и я устал избавляться от них.
Не придумав ничего, что можно было бы сказать на это, Ингри молча последовал за Хорсривером.
По дороге он размышлял о том, насколько последователен Венсел в своем безумии. Основания для попыток убить Йяду и поспешный отказ от них были слишком странными, чтобы оказаться ложью, однако из этого не следовало, что сам Венсел понимает их правильно. Впрочем, эксцентричная тактика, которую использовал Венсел в борьбе с богами, должно быть, раньше бывала успешной. Назвав Йяду приманкой, которую подбросили ему боги, он явно не ошибся, и одной этой угрозы было бы достаточно, чтобы вызвать его злобу. Если Венсел говорит правду, он уже четыре столетия ускользает от охотящихся на него богов.
Богам следовало бы затаиться в каком-нибудь узком проходе и позволить Венселу резвиться до полного удовлетворения, пока не окажется, что обратной дороги ему нет. Однако странная настойчивость Венсела, когда все они встретились на дороге в Истхом, теперь получила объяснение: мысли бедняги, должно быть, бежали в пяти направлениях одновременно. «Да, но так же бежали мысли и его противников-богов».
Тут Ингри осознал весьма пугающую вещь: возможно, во время той судьбоносной встречи вовсе не Йяда, а он сам был приманкой богов.
«И Венсел заглотил меня целиком».
На следующий день принцессу Фару пригласили свидетельствовать перед судьями, назначенными разбирать обстоятельства смерти Болесо.
Первой реакцией принцессы было гневное возмущение тем, что дочери священного короля приказывают явиться в суд, как простой подданной; Ингри счел, что оскорбленная гордость просто маскирует ее тайные страхи. Однако какой-то умный царедворец — без сомнения, это был Хетвар — устроил так, что вызов Фаре передал Биаст. Поскольку принц-маршал был заинтересован не столько в том, чтобы прикрыть сомнительные поступки сестры, сколько в том, чтобы выяснить правду, его хладнокровные доводы перевесили нервные возражения Фары.
Так и получилось, что Ингри оказался в составе поднимающейся на крутой холм Храмового города процессии: за принцем-маршалом его знаменосец Симарк вел иноходца, на котором сидела Фара, а следом шли две фрейлины, сопровождавшие принцессу в охотничий замок, и два близнеца-пажа. Когда они добрались до храма, Симарк был отправлен узнать, где находятся судьи, а Фара ненадолго улизнула от брата, отправившись вместе со своими дамами преклонить колени перед алтарем Матери. Ингри не мог догадаться, хочет ли принцесса воззвать к богине, которая в прошлом так явно игнорировала ее молитвы, или просто пользуется подходящим предлогом для того, чтобы собраться с мыслями в уединении храма.
Как бы то ни было, Ингри вдвоем с Биастом стоял посреди двора, когда из храма Дочери появилась неожиданная фигура.
— Ингорри!
Радостно махая руками, по каменным плитам мимо священного очага к Ингри спешил князь Джокол. Как обычно, за гигантом-островитянином словно тень следовал верный Оттовин; Ингри подумал, не получил ли молодой человек от своей грозной сестрицы приказание обеспечить благополучное возвращение ее жениха из странствий. Джокол, как и раньше, был облачен в яркие одежды, но теперь его левую руку обвивала еще и ярко-голубая лента — знак обращения с мольбой к леди Весны.
— Что привело тебя сюда, Джокол?
— Эх, — пожал плечами великан, — пытаюсь я все получить жреца, что обещан мне, но отмахиваются они от меня. Сегодня главаря, верховного настоятеля я пытаюсь увидеть, вместо тех глупых служителей, кто всегда велит мне уйти и явиться потом.
— Так ты молишься о назначении жреца? — Ингри показал на левый рукав Джокола.
Островитянин прижал правую руку к ленте и расхохотался.
— А ведь стоило бы! Обратиться через голову настоятеля, а?
Ингри подумал, что Джоколу было бы естественно обратиться за покровительством к Сыну Осени или, учитывая последние события, к Бастарду, хоть молиться этому богу несчастий и не всегда безопасно.
— Леди Весны ведь не является твоей обычной покровительницей?
— О, она много мне дарует! Сегодня я молю у нее поэтического вдохновения.
— Я думал, что богом поэзии является Бастард.
— Он, конечно, тоже — вдохновляет хмельные песни и все такое. И еще — великие сказания о том, как стены рушатся и все кругом горит, — ах, замечательные сказания, от них волосы встают дыбом. — Джокол замахал руками, пытаясь знаками изобразить ужасающие трагедии, пригодные для эпических поэм. — Но не сегодня. Сегодня замыслил я прекрасную песнь для моей возлюбленной Брейги, чтобы знала она, как тоскую я по ней в этом каменном городе.
За спиной Джокола Оттовин закатил глаза; Ингри счел это безмолвным выражением сомнения в том, что сестра его — подходящий объект для песни, а вовсе не в достоинствах песни как таковой. Ингри вспомнил о том, что леди Весна, будучи богиней девственниц, к тому же покровительствует учености, общественному порядку и — да, и лирической поэзии.
Биаст снизу вверх смотрел на великана, не в силах скрыть глубокого впечатления, которое тот на него произвел.
— Это, случайно, не хозяин вашего белого медведя, Ингри? — поинтересовался он.
Несмотря на горячее желание отказаться от всякой связи с белым медведем, отныне и во веки веков, Ингри не мог пренебречь своими светскими обязанностями.
— Простите меня, милорд. Позвольте представить вам князя Джокола из Арфрастпекки, а также его родича Оттовина. Джокол, это — принц-маршал Биаст кин Стагхорн. Сын священного короля, — добавил Ингри на случай, если Джокол нуждался в таком указании, чтобы не заблудиться в дебрях высокой политики Истхома.
Однако островитянин оказался вполне в курсе, хоть и не проявил чрезмерного почтения. Он осенил себя знаком Святого Семейства и поклонился, а Биаст ответил ему тем же — как два равных вождя, не являющихся ни вассалами, ни союзниками друг другу, однако готовых рассматривать определенные перспективы на будущее.
Многообещающее знакомство князя и принца было прервано вернувшимся Симарком, который тащил за руку служителя в серых одеждах. Убедившись, что проводник по лабиринту строений, образующих храмовый комплекс, им обеспечен, Биаст отправился за сестрой к алтарю Матери.
