Стивен Эриксон - Полуночный Прилив
— Погодите минутку, хозяин.
— Точно, сначала уберись. В комнате жуткий беспорядок.
— Если найду время.
Аблала Сани лежал на крыше лицом в пол.
— Аблала, — спросил, подходя к нему, Теол. — Что-то не так?
— Нет, — фыркнул тот сквозь слезы.
— Тогда что ты тут делаешь?
— Ничего.
— А у меня скоро будет гость.
— Отлично.
— Было бы хорошо, если бы ты постарался произвести впечатление, — продолжал Теол.
— Ладно.
— Это может оказаться трудно, Аблала, если ты будешь вот так валяться. Когда я вышел на крышу, в первый момент подумал, что ты умер. — Он помедлил, поразмыслил и просиял: — А знаешь, это может быть и полезным…
Послышался стук сапожек, и из теней выступила Шерк Элалле. — Этот, что ли?
— Как ты рано.
— Рано? Ох. Так ты ждешь некроманта, чтобы его оживить? Или как?
— Если бы он умер, я так бы и сделал. Аблала, встань, пожалуйста. Хочу представить тебя Шерк Эла…
— Это та мертвячка? — спросил Тартенал, не поднимая головы. — Утонувшая воровка?
— И ты уже настроен против меня, — унылым тоном сказала Шерк.
— Не надо так, — вмешался Теол. — Аблала, встань. У Шерк есть нужда. Удовлетвори ее, и избавишься от Шенд, Риссарх и Хеджан…
— А они отпустят? — всхлипнул Аблала.
— Шерк им скажет.
— Я?
— Погляжу я, — раздраженно сказал Теол, — здесь никто не желает сотрудничать. Встань на ноги, Аблала.
— Не обязательно, — буркнула Шерк. — Просто перекати его на спину.
— О, вот это чудно. Просто, но ловко. — Теол склонился над телом Аблалы, протянул руки и приподнял грузного мужчину. Ноги Теола чуть не расползлись. Он пыхтел и кряхтел, старался снова и снова — без видимого эффекта.
— Хватит, — сказала Шерк странным тоном. — Не то я засмеюсь, а теперь это дорого обойдется.
Раскорячившийся над Аблалой Теол глянул на нее: — Дорого?
— Все эти специи. Скажи, Аблала, что ты видел, когда шел по дну канала?
— Грязь?
— А еще?
— Мусор.
— А еще? По чему ты шел?
— Трупы. Кости. Крабы, раки. Старые сети. Черепки, обломки мебели…
— Обломки? — спросил Теол. — Стоящие?
— Ну, там было кресло. Но я в нем не сидел.
— Трупы, — сказала Шерк. — Да. Трупов там много. Как глубок был канал в начале?
В это время вернулся Багг. Теол взглянул на слугу. — Ну? Ты должен знать, ведь ты же строитель.
— Я только кажусь строителем, — отметил Багг.
— Так покажи, будто знаешь ответ!
— Говорят, что если бы семь человек встали на плечи друг другу, последний смог бы дотянуться до водной глади. Нужно было, чтобы большие торговые суда проходили по всей длине.
— До поверхности было недалеко, — сказал, переворачиваясь, Аблала. Придавленный Теол взвизгнул и упал. — Я почти доставал головой, — прибавил Тартенал, вставая и отряхиваясь.
— Да, многовато мусора, — заметил Багг.
— Я не вру.
— Я не говорю, что врешь.
— Так кто убил такое множество народа? — спросила Шерк.
— Неважно это, — сказал, поднявшись на ноги, Теол. — Шерк Элалле, позволь представить Аблалу Сани. Канал прекрасен по ночам, не так ли? Я не имел в виду — внизу. Для разнообразия пройдитесь по набережной. Идеальный променад…
— Я намерена ограбить дворец Геруна Эберикта, — обратилась к Аблале Шерк. — Но придется сначала позаботиться о наружной охране. Аблала Сани, ты сможешь совершить отвлекающий маневр?
Великан поскреб челюсть. — Не знаю я. Они мне ничего плохого не делали…
— Они тебя не любят.
— Да ну? Почему?
— Без причины. Просто не любят.
— Так ты говоришь, а доказательств нету.
— Нужны доказательства? Идем. Ты их получишь.
Шерк подхватила Абалау под руку и потащила к краю крыши. — Надо перепрыгнуть на другую крышу. Не думаю, Аблала, что ты сможешь. Во всяком случае, тихо.
— Я смогу! Я всем вам покажу.
— Поглядим…
Теол удивленно глядел им в спины. Повернулся к Баггу. Слуга пожал плечами: — Вот так сложен наш мужской ум, хозяин.
* * *Прошедший днем дождь сделал ночь благословенно прохладной. Брюс Беддикт вышел из дворца через боковую дверь и кружным путем направился к дому брата. На улицах было полно народа, хотя уже наступила полночь.
Он никогда не чувствовал себя своим в грязном, забитом людьми лабиринте, каким являлся Летерас. Лицо богатства почти всегда сокрыто, хорошо видны лишь злобные гримасы нищеты; и ее ухмылка временами становилась просто невыносимой. Ниже Должников находятся пропащие, те, что сдались полностью, и среди них можно увидеть не только выходцев из исчезающих племен, но и коренных летерийцев — больше, чем он раньше себе представлял. Королевство росло как на дрожжах, и все больше и больше людей оставалось за спиной его взрывного роста. Это наводило на тревожные мысли.
На какой стадии истории Летараса, думал он, звериная жадность стала добродетелью? Уровень потребной для этого самовлюбленности столь высок, что путается в сложности всех своих слоев, и сам местный язык, кажется, становится надежным щитом против здравого смысла.
Ряды армии все больше пополнялись выходцами из низших классов. Обучение, приличное жалованье и полный желудок являются стимулами, но новые солдаты совсем не любят цивилизацию, которую клянутся защищать. Да, многих привели в строй грезы о добыче, грабеже чужих богатств и стяжании славы. Но все это приходит только вместе с агрессией, и притом удачной агрессией. Что, если армии придется вести оборонительную войну? «Они будут драться за родной очаг, за жизни любимых. Конечно, будут. Нет повода для тревоги. Ведь нет?»
Он свернул на улочку, ведущую к «резиденции» Теола, и услышал из-за широкого здания звуки громкой ссоры. Послышался ужасный грохот, за ним вопль.
Брюс заколебался. Отсюда он не мог видеть место драки, но крыша Теолова дома могла предоставить нужный угол обзора той улицы. Он продолжил путь. Вынул кинжал и концом рукояти постучал в дверной косяк. Ответа не было. Брюс откинул полотнище и вошел. Единственная мигающая лампа, слабое свечение очага. Сверху донеслись голоса.
Брюс вошел в комнату и полез по шаткой лесенке.
Достигнув крыши, он нашел Теола и его слугу, стоящих на краю и смотрящих вниз — наверное, как раз на ту улицу, где происходила драка.
— Теол, — воззвал Брюс, — это дело стоит внимания городской стражи?
Его брат резво обернулся, покачал головой: — Не думаю. Все решится само собой через несколько мгновений. Согласен, Багг?
— Думаю, да. Он почти вылез, а у старухи не осталось, чем кидаться.