Стивен Эриксон - Полуночный Прилив
— У меня мало времени, Цеда. Канцлер повелел, чтобы я как можно скорее встретился с ним. Что вы делаете?
— Это важно, юноша?
— Чтобы я знал? Думаю, нет. Просто любопытно.
— Нет. Я о приказе Канцлера.
— Не уверен. Мне кажется, что меня все больше рассматривают как ключевого игрока в игре, которая мне непонятна. Король редко спрашивает моего совета в государственных делах, за что я благодарен, ибо не желаю о подобных вещах даже размышлять. Я не имею возможности влиять на решения Его Величества, и не желаю на них влиять.
— С помощью этого устройства, — заявил Куру Кан, — я доказал, что мир круглый.
— Правда? Разве колонисты Первой Империи не доказали это уже давно? Они же обогнули земной шар.
— Ах, это было доказательство практическое. Я хотел доказать то же самое посредством гипотез и теорий.
— Чтобы проверить точность метода?
— О нет. Скажем так, точность уже доказана. Нет, дружок, я хотел доказать истинность практических доказательств. Можно ли доверять свидетельствам очевидцев? Если математическая очевидность поддерживает практические наблюдения, мы кое-чего достигли.
Брюс огляделся. — Где ваши помощники?
— Я послал их к королевскому изготовителю линз за новыми линзами.
— Когда?
— Кажется, утром. Да, сразу после завтрака.
— Так вы висите тут весь день?
— Да, и вращаюсь туда и сюда против своей воли. Дружок, есть силы, незримые силы, что толкают нас в каждый миг существования. Силы, которые, как я думаю, вступают в конфликт.
— Конфликт? Какой?
— Почва под нашими ногами обладает неодолимой силой, это заметно по приливу крови к лицу, легкости в затылке, незримым рукам, что хотят притянуть меня вниз — я уже пережил весьма необычные галлюцинации. Но есть и противоположная, более слабая сила, желающая меня притянуть — иной мир, что странствует по небу вокруг этого…
— Луна?
— Молодой человек, на самом деле есть не менее четырех лун, но все остальные не только отдалены, но постоянно заслонены и не отражают свет солнца. Причины их тусклости не вполне понятны; я полагаю, что тут играет некую роль величина нашего мира. С другой стороны, они могут быть не отдаленными, а весьма близкими, однако слишком малыми. Относительно.
Брюс изучал карту на полу. — Это оригинал? Какие перспективы открылись вам с новыми линзами?
— Важный вопрос? Возможно, но не прямым образом. Карта была у меня в руках, но потом выпала. Тем не менее я был вознагражден озарением. Континенты некогда были соединены. Какие же силы разорвали их, можно спросить? Кто передал приглашение Канцлера?
— Что? О, Турадал Бризед.
— Ах так. Что за странный и заблудший парень. В его глазах столько горя — или в позе, по крайней мере.
— Неужели?
— И он сказал?..
— Он говорил о вражде между вами и Канцлером. Гм, о новой вражде.
— Вот как. Первый раз слышу.
— Так вражды нет!
— Нет, нет, юноша. Уверен, что-то есть. Постарайся выведать все об это, ладно? Для меня.
Брюс кивнул: — Конечно, Цеда. Если смогу. Это все ваши советы?
— Похоже, так.
— Я хотя бы могу помочь вам спуститься?
— Не надо, дружок. Как знать, сколько озарений я еще испытаю?
— Но вы можете потерять руки или ноги.
— У меня все еще есть руки и ноги?
Брюс подошел к волшебнику, подставил плечо под бок Куру Кана. — Я высвобожу вас из ремней.
— Будь уверен в моей благодарности, юноша.
— И мне есть что сказать вашим помощникам. Вот только вернусь от канцлера…
— Будь с ними мягок. Прошу. Они ужасно забывчивы.
— Ну, меня они вовек не забудут.
* * *Трайбан Гнол вышагивал, заложив руки за спину. — Какова готовность армии, финед?
Брюс наморщил лоб: — Канцлер, на такой вопрос могла бы лучше ответить Преда Уннаталь Хебаз.
— Она сейчас недосягаема, поэтому спрашиваю вас.
Они остались в приемной Канцлера вдвоем. Стража ждала снаружи. Ритуальные свечи испускали дым редких пряностей из Колансе, отчего атмосфера комнаты отдавала чем-то религиозным. «Храм Златой Монеты, и этой человек — ее жрец…» — Канцлер, имеется распоряжение, по которому армия и флот должны поддерживать состояние постоянной боеготовности. Припасов и снаряжения достаточно для годичной кампании. Как вам известно, контракты по снабжению предусматривают пункт, согласно коему в военное время требования армии превалируют над любыми другими. Конечно же, эти контракты соблюдаются, и неукоснительно.
— Да, да, финед. Но я хотел узнать мнение солдата. Готовы ли воины короля к битве и способны ли они биться?
— Полагаю, Канцлер, что да.
Трайбан Гнол замер на месте, уставившись на Брюса блестящими глазами. — Я ловлю вас на слове, финед.
— Я не высказываю мнений, за которые не могу поручиться.
Резкая улыбка. — Великолепно. Скажите, вы нашли себе жену? Думаю, что нет — хотя уверен, что ни одна девушка из знати не откажется от такой пары. Многие наследия достались нам, финед, и способы, какими мы отвечаем на их призывы, определяют черты жизни мужчины или женщины.
— Простите, Канцлер… О чем это вы?
— История вашей семьи широко известна, финед, и я с великой симпатией отношусь к вам и вашим несчастным братьям. В особенности к Халлу, который вызывает особую мою тревогу, учитывая его страсть встревать в важные дела, которые, собственно, совсем не относятся к сфере его компетенции. Признаюсь, что испытываю насчет него великое беспокойство… не хотелось бы видеть ваш род в горе.
— Мне сдается, Канцлер, что вы слишком великодушны в составлении списка личных забот. Что до наследий — ну, это мое личное дело, и вы это, конечно же, понимаете. Если мое мнение важно… я сказал бы, что вы придаете Халлу слишком большое значение, не соответствующее его силе.
— Вообразили, что я произнес скрытое предупреждение? — Гнол небрежно повел рукой и снова зашагал по комнате. — Меня оскорбляет ваше мнение. Думаете, я так груб? Предупреждает ли охотник тюленя, что вокруг него смыкается сеть? Вряд ли. Финед, я с вами закончил. Будьте покойны: я не стану особенно щедро тратить симпатию на вас и ваших братьев.
— Рад слышать, — отвечал Брюс.
Ядовитый взгляд. — Прошу, закройте за собой дверь, финед.
— Конечно, Канцлер.
Оказавшись в коридоре, Брюс вздохнул. Он ничего не вызнал о предполагаемой вражде между Цедой и Гнолом. Кажется, все, чего он достиг — Канцлер внес его в список личных врагов.
Второй, еще более глубокий вздох. У него нет упрямой решительности Халла. Нет хитрости Теола. Все, что есть — некоторое умение махать мечом. Что от этого толку, если противники сражаются оскорблениями и угрозами, бросая не ножи, а слова? Желают нанести раны, которые не исцелят и годы?
