Серж Неграш - Талисман
— Ой, да кто тебя держит, лезь хоть в петлю головой ради очередного доказательства своей независимости и самостоятельности, — обиженно воскликнул он. — Хочется побыстрее очутиться в пасти вампира?! На здоровье!
«О, круглоглазый, — вздохнул про себя Таймацу, присутствовавший при их очередной ссоре, — даже будучи величайшим чудом в мире, как же ты по-человечески недалек! Эта женщина защищает тебя, а ты слышишь в ее словах только личное оскорбление!» Относительно себя самого он не сомневался: он будет сегодня ночью там, куда отправится Ника, и ничем не выдаст своего присутствия, если не поймет, что оно ей необходимо. Но если все сложится худо, будет кому за нее постоять. Только сначала… Осенняя Луна вдруг отчетливо ощутил, что должен кое о чем поговорить с нею. Он не знал, почему это так, но испытывал странное чувство, будто струйка песка в часах его собственной жизни становится все более тонкой.
Он сделал Нике знак выйти из особняка.
— Я хочу потолковать с тобой о Гларии.
Это было неожиданно. Да простят ее боги — поначалу воительница слушала островитянина не слишком внимательно, в ее голове роились тысячи совсем иных мыслей, которые требовалось привести в порядок. К слову, для нее не вполне ясно, с чего вдруг именно сейчас Осенняя Луна затеял этот разговор.
— Помнишь, я сказал тебе, что она умерла, а ты тогда мне возразила, сравнив ее уход с тем, как Эльбер покинул Рим и жил в племени? Но это разные вещи. Эльбер просто обладает счастливым свойством перевоплощаться, принимая разные образы. Но не Глария, у которой была всего одна жизнь, цельная, как монолит, и одна любовь, утрату которой ничто не могло возместить. Когда я принес ее сюда, с ней происходило нечто странное. Она выглядела… окоченевшей, деревянной. Все ее мышцы были не расслаблены, как при обмороке, а невероятно напряжены. Она исхудала… руки и ноги — как тростинки. А глаза совершенно пустые, словно из нее выпили душу. Я давал ей отвары, которые поддерживали ее. Позже она начала вставать и ходить, но как во сне. Она двигалась как привидение, или застывала и подолгу стояла неподвижно, глядя прямо перед собой. Это трудно описать словами, но даже на меня она наводила трепет, когда я видел ее такой.
— Она сошла с ума, — рассеянно отозвалась Ника, подводя итог.
— В другое время, — продолжал Таймацу, — она начинала плакать, заливаясь слезами, протягивала руки к чему-то или кому-то, видимому лишь ей одной. Когда я подходил к ней, она прижимала палец к губам и говорила: «Тише. Слышишь? Он зовет меня… я должна найти его». И она не успокаивалась, пока я не делал вид, будто ищу вместе с нею. А наутро она ничего не помнила. Когда я спрашивал ее, куда она ходила и что делала, она не могла ответить. Мои расспросы ее огорчали. Но я не сомневался ни тогда, ни теперь, что ее сны вовсе не фантазия! Глария словно выпадала из времени, которое текло для нее иначе, нежели для других людей, и пребывала в трансе, но больна не была, вовсе нет! Я выяснил это, догадавшись попробовать расспросить ее в ходе тех ночных поисков.
— Нормальный человек так себя не ведет!
— Иногда она начинала говорить на языке, которого нет в числе известных мне, им Гларии негде было овладеть. Такое не объяснишь помешательством. У меня создавалось впечатление, будто в ее теле не одна, но сразу две разных души, две тайны.
— Тот, кого она искала… конечно же, Эльбер?
— В том-то и дело, что нет, хотя она звала и его тоже. Но чаще называла другое имя. Не Эльбер. Элгон.
Нике вдруг стало так жутко, что она невольно обхватила себя руками за плечи, унимая дрожь, как под порывом ледяного ветра. Об Элгоне Глария и не слышала… вероятно…
— А себя саму называла Маргиад.
— О нет, — выдохнула Ника. — Маргиад мертва не одну сотню зим!..
— Да. Но я узнал об этом значительно позже, от тебя и Эльбера. Видишь ли, Ника, духи умерших в те моменты, когда защита человека ослаблена, способны проникать в нас и уносить в свое прошлое. Такова природа вещих снов, ночных кошмаров и тех изумительных состояний, когда в незнакомом месте ты неожиданно отчетливо чувствуешь, что уже бывал здесь. В теле Гларии, где Маргиад желанная гостья, она двигалась. Желанная, — повторил он, — потому что в прочие часы, когда дела пошли лучше, и Глария осознавала себя саму, это причиняло ей страшную боль. Такую, что я, наконец, был вынужден притупить ее настоящую память и создать Кейулани.
— С помощью тех же ухищрений, какими пользуется Эльбер, чтобы поиграть с внешностью?
— Не совсем так. Я добивался, чтобы, прежде всего, изменилась самая ее суть. Образ старой знахарки примирил обе мятущиеся души, живущие в ней. Она с головой ушла в то, что увлекло ее, посвятив жизнь страдающим людям, и успокоилась. Почти прекратились видения и ночные хождения. Для этого я тоже давал ей очень сильные снадобья, которые погружали ее в глубочайший сон, и в это время говорил с нею, открывая секреты целительства — так получалось надежнее. Усвоенное во сне не только не забывается, но становится для человека чем-то естественным, поэтому, бодрствуя, он способен легко применить все, что узнал… Я внушил ей, что она — старая женщина Кейулани, и Глария примерила этот образ. Но постепенно я начал позволять ей снова быть собой…
— Я тоже видела сны об Элментейте, вещие сны, которые потом сбылись в точности. Там, в Городе, мне явился дух Маргиад — мне и Эльберу. Девушка-королева передала мне камею Сына Света…
— Когда вы мне об этом рассказали, я был потрясен. Слишком много совпадений…
— Эльбер еще сказал, что Маргиад и Глария — одно лицо, как единоутробные сестры. И в жизни каждой из них присутствовал мужчина-иллюминат, к которому и та и другая пылали безответной любовью. Элгон так и не забыл Мерулу, королеву-рабыню, Эльбер же вообще не способен хранить верность только одной женщине. Спустя века все повторяется почти в точности. Элгон погиб, а Маргиад сочли предательницей, хотя в реальности она даже в мыслях никогда не изменяла ему. Эльбер прошел через позор и изгнание, а Гларию полагал отвергнувшей, оттолкнувшей его…
— Маргиад так и не обрела покой. Мы на Островах говорим, что, когда человек приходит в мир, в него вселяется душа кого-то, умершего прежде. И есть такие люди, которые сохраняют память о своих предшествующих воплощениях, либо отрывочные образы оттуда…
— Но я, например, не помню решительно ничего. Но, согласно этой идее, я тоже была раньше…
— О да. Все это очень, очень сложно, Ника. Я хочу предупредить тебя…
— О чем?
— Об Огдене.
«Вот еще один невероятно резкий переход!» — у Ники закружилась голова.
— Не принимай его вечность, даже если такая мысль уже приходила тебе на ум. Не делай этого ни при каких обстоятельствах! Здесь кроется опасная ловушка. Тело — лишь оболочка, временное пристанище, у каждого из нас есть срок, когда мы должны его покинуть. Препятствовать этому не следует, ибо так ты отвергнешь свое более великое, истинное будущее.
