Виталий Сертаков - Проклятие клана Топоров
— Что такого ужасного в смерти? — выпятил губу Северянин. — Мы уже сто раз говорили об этом. Ты ждешь после смерти свой рай, но у вас, христиан, все неправильно.
— Отчего же неправильно? — в сотый раз подхватил тему папский капеллан.
— Оттого, что не может быть блаженство даровано тем, кто при жизни в Мидгарде был трусом. Это же ясно.
— Не трусом, а смиренным, добросердечным, любящим всякую тварь…
— Хватит, хватит! — зажал уши Северянин. — Что толку в твоей любви? Слава и богатство даются лишь храбрым и сильным.
— Ты говоришь о земной славе и земных дарах, а я взываю к вечному…
— Святой отец, ты сам с крестом вел солдат, разве нет? — очнулся Даг. — И ваши солдаты малевали кресты на шлемах и кожаных латах, я сам видел. Значит, ваш бог такой же свирепый и жадный до крови!
— Что я могу поделать, если десницей императора управляет воля Господа, и освящено его оружие самим папой? Это означает, что Господь устал взывать к добродетели и смирению и сам вложил мечи…
Дагу очень хотелось спросить, не слышал ли отец Поппо что — нибудь о дочери маркграфа, но тот внезапно сам изменил тему разговора. Словно отчаялся перевоспитать упрямого идолопоклонника.
— До меня дошли нехорошие слухи, друг мой. К счастью, среди приближенных Оттона не так много людей, способных верно сосчитать до дюжины. Среди них полно, как ты выразился, «храбрых и сильных». А еще больше — недалеких, жадных и откровенно подлых. Знаешь, почему ты здесь?
— Отец мне сказал, что Сигвальди…
— Да, да, все верно. Я заметил, как ярл Сигвальди заботится о тебе, — не скрывая усмешки, протянул священник.
— На что ты намекаешь? — посуровел Даг. Намекаю? Я вовсе не намекаю, я всегда говорю правду, — поднял глаза епископ. — Но тебе я это делать Не советую, как не советую и лгать. В иных случаях лучшее промолчать и послушать. До меня дошли нехорошие слухи. Кто — то из ваших… я имею в виду, кто — то из Йомса имел беседу с близкими родственниками одного маркграфа случайно погибшего в Хедебю…
Епископ сделал ударение на слове «случайно».
— И что же делать? — У Дага пересохло во рту. Очередных племянников маркграфа он точно не боялся. Просто еще не вполне понимал, откуда приближается опасность, поскольку впервые столкнулся с такой пакостью, как придворная интрига.
— Я не знаю, чем закончилась эта беседа, — понизил голос пресвитер, — но думаю вот что. Либо кто — то хочет, чтобы Оттон думал, будто йомсвикинги скрывают убийцу его подданных и зачинщика войны…
— Мой отец говорит, что война бы все равно началась!
— Скорее всего, ты прав. Однако помолчи и послушай, уже готовят сходни. Итак. Либо кто — то хочет рассорить императора с таким ненадежным союзником, как Йомс. А это означает — рассорить со славянским князем, на чьей земле выстроен город. Либо кто — то сводит с тобой счеты и хочет, чтобы тебя выдали императору как преступника, напавшего на мирных послов.
— Как это «выдали»? — возмутился Даг. — Ваш император мне не херсир. Я ему не присягал.
— Так было раньше. Скоро эта война закончится. Даны и свеи присягнут Оттону, а Мешко и Болеслав это уже сделали. И кем тогда станешь ты?
— Я буду форингом, у меня есть корабль и команда.
— Как ты думаешь, если армия Оттона сокрушила Даневирке, сможет она сокрушить Йомс?
Даг не нашелся, что ответить. Очень хотелось сказать, что Йомс никто не победит, что по всем землям трепещут от одного имени йомсвикингов. Но Даг решил промолчать и послушать дальше. Иногда отец Поппо давал неплохие советы.
— Причаливаем, — донеслось сверху, — правый борт, табань!
У причала выстроились ярлы Харальда Датского. В знак мира и смирения — безоружные. На такое чудо стоило посмотреть. Северянин и смотрел, не отрывая глаз. Когда еще увидишь знатного датского мужа без меча? Разве что в бане…
— Мне неприятно повторять глупые наветы язычников, — клирик схватил Дага за запястье сухими жаркими пальцами. — Однако известно ли тебе, что предсказал мерзкий жрец в связи с твоим рождением?
— Насчет войны? Отец мне рассказал, — поморщился Северянин. — Ну и что?
— Нет, не насчет этой войны, — грустно вздохнул Поппо. — Насчет того, что ты и отцу принесешь погибель.
— Это тебе сказал Сигвальди? — сообразил Даг.
— Не имеет значения. Важно другое. Нашлись невежественные завистливые люди, которые очерняют тебя. И снова потребуют твоей смерти.
— И что мне теперь делать? — повторил Даг вопрос, пока матросы накручивали на дубовый кнехт мокрые канаты.
— Я могу лишь дать совет, как твой искренний старший друг. Принять крещение, держаться подле меня, не возвращаться в Йомс.
— Это… этого не будет никогда, — возмущенно закрутил головой Северянин.
— Хорошо, я скажу прямо, — отчаялся священник. — Я не сомневаюсь в твоей отваге и силе. Но тебя убьют в спину те, кого ты называешь братьями.
— Но… у меня нет врагов в Йомсе, — не слишком уверенно возразил Даг.
— Почему ты не веришь, что я пытаюсь спасти тебя? Есть люди, которые не допустят, чтобы Токи возвысил тебя. Они пойдут на все, чтобы сын ярла погиб. Они обставят это как случайную смерть.
— Сигвальди?
— Не он один.
Внезапно Даг поверил. Ему не потребовалось больше доказательств. Вокруг него словно сгустилась тьма.
Их беседу прервали. Переговорщиков провели на берег, в богато устроенную усадьбу. Здесь все носило следы спешного бегства. Скорее всего, хозяин усадьбы предпочел не поддерживать Харальда или, увидев флотилию, испугался, что наступают германцы. Перед тем, как зайти в дом, Северянин привычно оглянулся, оценивая пути отступления. Эту полезную привычку вдолбил ему еще берсерк Ивар, когда они вместе бежали от воинов Серой Шкуры.
Неприветливые серые утесы, суровый ельник и десятки драккаров Харальда, с полосатыми свернутыми парусами, покачиваются в бухте. Выходит, не так уж мало людей увел за собой сбежавший конунг! Пожалуй, он мог еще напасть на Оттона с моря, и неизвестно, как сложилось бы… В первой зале жарко горел очаг. Даг слушал разговоры придворных.
— …бежали по Воловьей дороге…
— Я сказал его величеству, что нельзя прекращать преследование…
— …ни один не сдался. Пришлось всех топить в море.
— Уничтожить ядовитое гнездо и насильно перевезти купцов в Гамбург!
«Это они про Хедебю», — догадался Северянин. У него уже не оставалось сомнений, что отец его вольно или невольно обманул. Когда появился конунг Харальд Гормссон, бледный и осунувшийся, никто и не подумал спросить мнения Дага. Его словно не замечали, или считали охранником епископа. Даг не мог знать, что в обход него, но с одобрения отца, ярл Сигвальди делегировал посольские полномочия молодому князю вендов. Да и не собирался Токи торговаться с Харальдом о мире, его больше беспокоило обещанное вознаграждение для дружины.
