Терри Пратчетт - Вор времени
Недоеденное кофейное зернышко упало на мостовую. Лю-Цзе быстро наклонился и поднял его, потом схватил топор и замахнулся им на оставшихся Аудиторов. Все как один отшатнулись, словно загипнотизированные этим символом власти.
– Кому он теперь принадлежит? – спросил Лю-Цзе.- Ну говорите, кому?
– Мне! Мне, госпоже Кротовой! – закричала женщина в сером.
– Нет, мне, господину Оранжевому! Кротовый, подумать только! Есть ли вообще такой цвет?! – закричал господин Оранжевый.
– Значит ли это, что нам следует обсудить иерархию? – задумчиво произнес один Аудитор из толпы.
– Конечно нет! – Господин Оранжевый аж запрыгал от возбуждения.
– Ну, это вы решайте сами,- сказал Лю-Цзе и подбросил топор высоко в воздух.
Сотни пар глаз следили за его падением.
Господин Оранжевый успел к топору первым, но госпожа Кротовая наступила ему на пальцы. После началась всеобщая неразбериха и, судя по воплям, доносившимся из толпы, настоящее побоище.
Лю-Цзе взял за руку ошеломленную Едину.
– Может, пойдем? – предложил он.- О, не смотри ты на меня так. Давно хотел опробовать один фокус, которому меня научили йети. Правда, было немного больно…
Из толпы донесся истошный крик.
– Демократия в действии,- с довольным видом констатировал Лю-Цзе.
Он поднял взгляд.
Разгоревшийся над миром пожар почти погас. Интересно, кто победил?
Впереди виднелся яркий голубой свет, а за спиной мерцало что-то тусклое, темно-красное. Самое странное, Сьюзен видела и то и другое, не открывая глаз и не поворачивая головы. А вот себя она не видела – ни с открытыми, ни с закрытыми глазами. Лишь слабое пожатие ее… это называлось, кажется, пальцы?., напоминало ей о том, что сейчас она нечто большее, нежели просто точка зрения.
И чей-то смех совсем рядом.
– Как говорил метельщик, сначала нужно найти учителя, а уж потом ты обретешь Путь,- сообщил голос.
– Ну и? – спросила Сьюзен.
– Вот мой Путь. Путь домой.
А потом раздался звук – очень примитивный и совсем не романтичный. Джейсон любил так играться с линейкой – он клал ее на край парты, а потом поднимал и отпускал ее другой конец. В общем, раздался такой вот звук, и путешествие закончилось.
Впрочем, возможно, оно даже и не начиналось. Сверкающие стеклянные часы стояли прямо перед Сьюзен. Голубое свечение внутри их погасло. Сейчас это были просто часы, абсолютно прозрачные и мирно тикающие.
Сьюзен посмотрела вдоль своей руки, а потом вдоль его руки на Лобсанга. Он отпустил ее ладонь.
– Мы на месте,- сказал он.
– А часы?..- спросила Сьюзен, вдруг осознав, что глубоко и часто дышит, пытаясь восстановить дыхание.
– Это лишь часть часов,- объяснил Лобсанг.- Другая часть.
– Которая находится вне нашей вселенной?
– Да. У часов много измерений. Не надо бояться.
– В жизни никогда и ничего не боялась,- все еще пытаясь отдышаться, буркнула Сьюзен.- Я не пугаюсь. Скорее, начинаю злиться. Вот и сейчас со мной происходит нечто подобное. Ты Лобсанг или Джереми?
– Да-
– Ага, спасибо. Сама нарвалась. Ты Лобсанг и ты Джереми?
– Уже ближе. Всегда будут помнить их обоих. Но я предпочел бы, чтобы ты называла меня Лобсангом. У Лобсанга более приятные воспоминания. Мне никогда не нравилось имя Джереми, даже когда я был Джереми.
– Ты правда они оба?
– Надеюсь, я лучшее, что в них было. Они были такими разными, и оба были мной, родившимся два раза с промежутком в одно мгновение. И оба в одиночку были весьма несчастны. Наводит на мысль: так ли уж не права астрология?
– Не сомневайся, в ней неправоты хватает,- уверила Сьюзен.- И обманов, и выдачи желаемого за действительное, и сознательного введения в заблуждение.
– Ты никогда не сдаешься, да?
– Вроде пока не собираюсь.
– Почему?
– Ну, наверное, по одной простой причине. Когда все вокруг паникуют, должен же найтись хоть кто-то, способный взять себя в руки и вылить мочу из туфли.
Часы тикали. Маятник раскачивался. Но стрелки не двигались.
– Занятно,- кивнул Лобсанг.- Кстати, ты, случайно, не последовательница Пути госпожи Космопилит?
– Я даже не знаю, кто она такая,- ответила Сьюзен.
– Уже отдышалась?
– Да.
– Тогда поворачиваем.
Личное время снова начало отсчет, как вдруг от-куда-то сзади донесся чей-то голос:
– Прошу прощения, это, случаем, не ваше?
Появилась стеклянная лестница. Наверху стоял
мужчина, одетый точь-в-точь как исторический монах, а также с бритой головой и в сандалиях. Его взгляд говорил о многом. Госпожа Ягг была права, описав его как молодого человека, слишком долго бывшего юношей.
Он держал за шиворот отчаянно отбивавшегося Смерть Крыс.
– Э… Он сам по себе,- сказала Сьюзен, а Лобсанг поклонился.
– Тогда, пожалуйста, заберите его с собой. Мы не можем позволить ему шнырять тут. Привет, сынок.
Лобсанг подошел к нему, и они обнялись – коротко и формально.
– Отец,- сказал, выпрямившись, Лобсанг.- Это Сьюзен. Она очень помогла мне.
– Не сомневаюсь.- Монах улыбнулся Сьюзен.- Она – само олицетворение готовности помочь.
Он поставил Смерть Крыс на пол и легонько подтолкнул вперед.
– О да, я очень надежный человек,- сказала Сьюзен.
– И невероятно саркастический,- добавил монах.- Я – Когд. Спасибо, что к нам присоединились. И помогли нашему сыну найти себя.
Сьюзен переводила взгляд с сына на отца. Слова и жесты были высокопарными и холодными, но она чувствовала, что между ними происходит обмен информацией, в котором она не способна принять участие, и этот процесс куда быстрее речи.
– Разве мы не должны попытаться спасти мир? – спросила она.- Конечно, я никого не хочу торопить…
– Я должен сделать еще кое-что,- ответил Лобсанг.- Встретиться с матерью.
– А у нас есть на это вре…- Сьюзен замолчала, а потом добавила: – Ну конечно есть. Все время мира.
– О нет,- возразил Когд.- Гораздо больше. И еще чуть-чуть, чтобы спасти мир.
Появилась Время. Снова создалось впечатление, что неясный силуэт, возникший в воздухе, состоит из миллионов частичек, которые сливаются воедино, заполняя форму в пространстве. Сначала медленно… а потом вдруг появилась она.
Это была молодая женщина, достаточно высокая, темноволосая, одетая в длинное красно-черное платье. Сьюзен показалось по выражению ее лица, что она недавно плакала. Но сейчас Время улыбалась.
Когд взял Сьюзен за руку и вежливо отвел в сторону.
– Им нужно поговорить,- сказал он.- Может, прогуляемся?
Комната исчезла. Превратилась в парк с павлинами, фонтанами и каменной, поросшей мхом скамьей.
Лужайки тянулись до самого леса и выглядели ухоженными, как в поместье, за которым тщательно следили многие сотни лет, и все, что тут произрастало, было нужно и росло в нужном месте. С макушки на макушку деревьев порхали птицы с длинными хвостами, оперение которых своим блеском напоминало россыпь ювелирных украшений. Из глубины леса доносилось пение других птиц.
