Сергей РАТКЕВИЧ - Девять унций смерти
Еще раз тревожное ощущение повторилось, когда он взялся за ручку собственной калитки.
«Как заколдовал кто эти злосчастные ручки!» — с досадой подумал Шарц.
«Много болтаете, „уважаемый коллега“, — съязвил петрийский лазутчик. — Посторонитесь, сэр Одделл, а то ваша задница пройти не дает!»
«Куда тебе еще пройти?!» — возмутился лекарь.
«Как куда?! Мне работать надо, а вы тут под ногами путаетесь, „последняя надежда всех кашляющих и сморкающихся“! Брысь!»
Шарц не стал озираться, чтоб не спугнуть неведомых наблюдателей. Он преспокойно вошел, запер калитку, открыл дверь, поднялся по лестнице наверх и вошел в свою комнату.
И все это время он чувствовал спиной ровный недобрый взгляд.
«Вот такие дела, сэр Одделл. И как вам это нравится?!»
«Даты, небось, сам все это подстроил!»
«Я?! Втайне от вас?! Коротышка, тебе подогретое вино в голову стукнуло, не иначе! Причем прямо вместе с кружкой стукнуло!»
«Будешь много болтать, я и тебя стукну! Выполняй свои обязанности, раз вылез!»
Сэр Хьюго Одделл весь день проработал со взятыми из библиотеки книгами. Шварцштайн Винтерхальтер ждал, обратив свою суть ко всему, что происходило вокруг. Уже за полночь олбарийский лекарь погасил, наконец, свечу и устроился спать. Петрийский лазутчик чутко вслушивался в тишину, сторожа окружающую ночь.
Впрочем, неизвестные наблюдатели так и не решились нанести ночной визит олбарийскому лекарю сэру Хьюго Одделлу. То ли почувствовали в нем насторожившегося, словно стальной капкан, петрийского лазутчика Шварцштайна Винтерхальтера, то ли у них и не было такой цели.
«Вот видишь! — хмуро буркнул с утра плохо выспавшийся сэр Хьюго своему двойнику-оппоненту. — Ничего и вовсе не было. А ты дергался! Сам не спал и мне толком не дал выспаться!»
«А я этой ночью ничего особого и не ждал, — ответил лазутчик. — Однако хорош бы я был, когда б дал перерезать тебе глотку!»
«Себе, безбородый придурок! Себе!» — поправил его Хьюго.
«Ну… себе-то я по-любому бы не дал!» — ухмыльнулся петрийский лазутчик.
«Ну, и что мы теперь делать станем?» — мысленно вздохнул олбарийский лекарь.
«В гости к профессору пойдем», — решительно ответил лазутчик.
«Вот прямо с утра?» — изумился лекарь.
«Да».
«А почему?»
«История должна продолжаться, если ты понимаешь, что я имею в виду, глупый докторишка!»
* * *
Такую книгу Шарц держал в руках впервые в жизни. Он так и сказал профессору Брессаку.
Цепкая тренированная память лазутчика пригодилась сначала марлецийскому студенту, а потом олбарийскому лекарю и ученому. Шарц с легкостью помнил все прочитанные им книги. Причем помнил не только те знания, что извлекал из них, а и саму книгу… шершавый холодок переплета, неповторимую тяжесть каждого фолианта в руках, совершенно особый для каждой книги шелест переворачиваемых страниц, запах, непередаваемый, ни на что не похожий запах страниц, переплета, каждый раз наособицу, каждый раз немного другой… да что там говорить, двух одинаковых книг просто не бывает в природе!
И все же такой книги, как эта, он не встречал никогда. Небывалая, ни на что не похожая книга! Не такая, как прочие, пусть даже и все они различны!
— Именно поэтому я и решил подарить ее вам, коллега, — ответствовал профессор Брессак.
— Подарить? Мне? — Шарц онемел.
— Я как-то обратил внимание, что вы не весьма сильны в фалестрийском наречии, коллега, — чуть другим тоном промолвил профессор Брессак, и Шарц вновь ощутил себя студентом.
— Я… э-э-э… а можно пересдать, профессор? Я обязательно выучу!
Брессак усмехнулся.
— Вот и совершенствуйтесь, коллега. У фалестрийцев встречаются такие медицинские знания, которых нет у нас, так что овладение этим языком не представляется мне вовсе уж бесполезным.
— Но… эта книга… она достойна почетного места в библиотеке университета! — воскликнул Шарц. — Я бы даже сказал — почетнейшего!
— Возможно, — кивнул профессор. — Однако же привезли ее. не университету, а мне, привезли аж из самой Фалестры, должен отметить. Так что мне и решать, кому она достанется.
— Но…
— Никаких «но»! А то запрещу пересдачу! Так и будете ходить остолоп остолопом.
— Спасибо, профессор! Вы даже не представляете, какое спасибо!
— Это вам спасибо, коллега… а то на тот свет с виолой не пускают, я проверял! А куда ж я без виолы? Да и жена ругаться станет, что это, скажет, за профессор, который умер посреди сессии?
* * *
На сей раз чужое пристальное внимание не почтило Шарца осторожным прикосновением, едва заметным присутствием где-то на грани сознания, смутной тревогой и беспокойством. Оно ворвалось стремительной атакой разбойничьей банды, плеснулось выскочившим из камина пламенем и с ненавистью вцепилось в спину.
«Не оглядывайся, коротышка! Не оглядывайся, — радостно бурчал петрийский лазутчик. — Мы же и так знаем, что вокруг враги. Нечего им заранее знать, что мы их почуяли. Идешь себе в гостиницу, вот и иди спокойно. Или ты их полечить собрался?»
Радостно?
В голосе лазутчика почти неприкрытое ликование. Он наслаждается каждым мигом. Каждым шагом. Каждым вдохом. Черт! Да у него голова от счастья кружится! Впрочем, нет, у агентов головы от счастья не кружатся. У них вообще ни от чего головы не кружатся. Головокружение им ампутируют в процессе обучения. Шарцу пришлось здорово потрудиться и стать сэром Хьюго Одделлом, чтоб в полной мере освоить столь сложное искусство, как головокружение. И чему этот недоумок радуется? Чему счастлив? Тому, что за ними кто-то следит? Тому, что у них враги появились? Тому, что они опасности подвергаются? Нечего сказать — весомый повод для радости и счастья! Нет, далеко не все гномы психи, в этом олбарийский лекарь со временем убедился, некоторые особи вполне вменяемы, но вот некий Шварцштайн Винтерхальтер — однозначно полный псих и придурок!
«С чего это столько радости? — почти зло поинтересовался лекарь. — Что хорошего в том, что за нами кто-то следит?»
«Тебе не понять, убожество! — откликнулся лазутчик. — Не оглядывайся, я сказал! Это тебе не карманные воришки и не бандиты с большой дороги. Их просто так не засечь. А поймать — тем более не удастся. Их можно взять только хитростью».
«А нам обязательно что-то с ними делать?»
«Ну, если ты предпочитаешь, чтоб они что-то сделали с тобой… Впрочем, Полли это не понравится, коротышка, так что и думать забудь!»
«А ты справишься с ними?»
«Да».
«Ты уверен? Сам же говоришь, что они — мастера».
«Мастера. Но я — лучше».
«Их много!»
«Так ведь и нас двое!»
«Хм».
