Юрий Никитин - Трехручный меч
Ворон вынырнул из темноты, я вздрогнул от неожиданности. Острые когти впились в перевязь, привычно защемив кожу, хриплый голос прокаркал прямо в ухо, будто я уже страдаю старческой глухотой:
— На сто верст вокруг — это единственное живое место!
— Ну так уж и на сто верст, — усомнился я.
— Ну, может, меньше, — согласился ворон нехотя. — Я высматривал костры!
— А если кто без костров спит, — согласился я, — то уже и не люди. Вороны какие-то…
Дубовые ворота отозвались на мой стук глухо, я взял меч и принялся колотить рукоятью меча. Грохот разносился вялый, я колотил уже и ногой, высвободил из стремени, волк прорычал глухо в нетерпении, а ворон каркнул:
— Пока весь суп не вылакают, не откроют!
Я разозлился, такой грохот только мертвый не услышит, лупил по воротам уже так, будто брал приступом. Наконец там вдали скрипнула дверь, мне с высоты седла видно поверх ворот, как на темной стене дома появился светлый прямоугольник. Со свечой в руке показалась сгорбленная фигура. Мне она показалась непропорционально великовата, а когда человек, если это человек, разогнулся, я охнул тихонько и вспомнил маму.
— Хто там? — раздался могучий голос.
Рогач вздрогнул, отступил на шаг. Я ощутил инфраудар, диапазон голоса захватывал и частоты, недоступные моему уху, зато организм мой услышал.
— Э-э, — проблеял я. — Вы не скажете, как проехать в библиотеку?
Голос великана, теперь я уже видел, к чьему дому вывела тропа, прогремел:
— Дуй налево, там будет тропа!.. Никуда не сворачивай.
— Спасибо, — пискнул я. — Большое спасибо! Вы нас выручили. Ученье — свет, а неученье…
Рогач все отступал, я наконец разобрал повод трясущимися руками и послал коня по тропке налево, а когда скрылись из виду, поспешно повернул, объехал дом по широкой дуге и послал коня вправо.
Ворон уже сидел на плече, каркнул в ухо:
— Ничего не перепутали, мой лорд?
— А зачем нам библиотека? — огрызнулся я. — Глаза портить? Герои мы или не герои? Герои в библиотеки не ходят. От грамотности голова большая. Везде встречают по одежке, а провожают шибко грамотных…
Едва выехали из леса, волк задрал морду, подвижный нос смешно задергался.
— Что там? — поинтересовался я. — Думаешь крылья отрастить да гусей погонять по небу?
— Там и без гусей, — ответил он серьезно, — есть… кое-что. Но не пойму…
Я поднял голову, долго всматривался, но небо темное, пара овечеобразных облачков, кудрявых и легкомысленных, как Мерилин Монро, везде пусто.
— Спроси ворона, — посоветовал я.
— Пернатый не увидит. Он прост, как… как вы, мой лорд. А здесь надо не столько увидеть, сколько ощутить. Нечто огромное и злое двигается на большой высоте… Не знаю, видит ли оно нас. И вообще, что это…
Я передернул плечами, озноб, произнес с бравадой героя:
— Может быть, большая стая летучих мышей.
— Днем?
— Ну, ворон. Или саранчи. Я слышал, на тепловых потоках они поднимаются почти в стратосферу!.. Через океаны перелетают.
— Тогда их переносит, а не перелетают, — возразил он с убийственной логикой. — Нет, это летит само… К счастью, мы для него слишком уж мелкие… На один зуб вместе с конем.
* * *
Воздух постепенно свежел, я инстинктивно чувствовал, что приближаемся к океану. Появилась некая соленость, что ли, может быть, в ноздри попала пара молекул ароматов гниющих водорослей, выброшенных на берег, но я чувствовал, что еще сегодня выйдем на берег океана. В крайнем случае завтра.
Даже лес стал другим, по-моряцки раскорячистым, словно тоже старается удержаться на качающейся палубе, деревья с виду огрубели, вся кора в наростах, наплывах, в трещинах, корни вылезают, вспучивая мох, на каждом шагу, конь забодался перешагивать, а вскачь не пойдешь, все корни покрыты зеленым мохом, сразу рвется, а ты, поскользнувшись, падаешь так, что обязательно треснешься башкой о другой корень.
Между деревьями просторно, все на одинаковом расстоянии друг от друга, словно высажены квадратно-гнездовым, но на самом деле каждое растопырилось ветвями и не подпускает другие близко. А под землей такая же драка идет за участки корма: как я помню из школьных уроков, корни выглядят зеркально в отношении кроны…
Ворон внезапно снялся с плеча, как боевой сокол с перчатки, унесся, волк тоже насторожился, принюхался:
— Мой лорд, пахнет подвигами!
— Уступаю, — ответил я поспешно.
— Нет, — сказал он еще поспешнее, — это по вашей части. Я должен чтить субординацию.
Рогач ускорил бег, вскоре и я заметил массивный каменный столб, а к нему с той стороны тяжелыми цепями прикована обнаженная женщина. Кого-то очень боятся, раз выбрали очень красивую, сочную, в самой поре, да и столб изрезан жуткими мордами, харями, рылами. Добро бы драконьими или звериными, но все морды — человечьи, что как раз и есть самое страшное, ибо нет морды страшнее, чем у рассвирепевшего человека.
— Как думаешь, — спросил я, — опять речному богу жертва?
— А у него харя не треснет? — спросил волк подзадоривающе.
Ворон каркнул над ухом:
— У речного шлем с двумя рогами.
— Всегда? — спросил я.
— Всегда. Никто никогда не видел без шлема. Говорят, даже в спальню к своей супруге он тоже…
— Наверное, лысый, — предположил я.
Женщина смотрела в нашу сторону с надеждой. Я пустил коня мимо, уже исчерпан лимит по спасению приносимых в жертву. Нельзя слишком часто, повторы приедаются, никто повторы не любит, меня за эти повторы просто достали, так что пусть ждет либо бога, либо другого освободителя, их как собак нерезаных. Да и устои веры могут серьезно пошатнуться, если вот так всякий раз отнимать жертву, кто таким богам будет воскурять фимиам, а народ без религии — это стадо, даже хуже, чем стадо — стая. Опасная и непредсказуемая, как говорят депутаты, стая атеистов. А этого ну вот совсем не надо, не надо.
За спиной раздался отчаянный крик. Женщина рвалась в цепях, глаза стали отчаянными, красивые волосы растрепались, а крупные груди напряглись, смотрели в мою сторону красными бутонами. Конь запрядал ушами и начал останавливаться.
Я стегнул его меж ушей.
— Прежде всего долг, — сказал я сурово, — а уж потом личные чуйства.
— Когда выполним долг, — напомнил волк, — ее уже сожрут.
— В чужой монастырь со своим уставом не ходят, — возразил я. — Мы должны уважать чужие обычаи!
Мы свернули, за спинами раздался долгий тоскливый крик, истончился и затих.
Глава 13
На берег мы выбрались к обеду, волк с уважением посматривал на огромные волны, подбегал понюхать, отскакивал, увидев грозно надвигающуюся волну, убегал позорно, поджав хвост, волны здесь такие, что ломают камни, прибрежные скалы точат, как бобры мягкое дерево. Ворон с удовольствием начал пересказывать приключения Синдбада, выдавая за свои, я промолчал, я же читал Дейла Карнеги, а там сказано насчет, как удержать друзей. К тому же неиссякаемый источник мудрости, это я про народ, ставший теперь электоратом, давно заметил, что лучше придержать острое словцо, чем потерять друга.
