Мост через огненную реку - Прудникова Елена Анатольевна

Когда они возвращались в покои, Теодор вдруг остановился, издав удивленное восклицание: к кольцу в стене, возле двери, была привязана черная лента, конец которой уходил за поворот коридора.

– Это еще что?

– О! – лукаво засмеялся Энтони. – Этот ритуал мне даже нравится, в отличие от дурацких мистерий. Погоди, погоди. Не сейчас. Поужинаем, и я все тебе расскажу.

После ужина они сидели в гостиной. Энтони был возбужден и весел, прямо как девица перед первым балом, то и дело вскакивал и мерил шагами комнату.

– Артона, – наконец, сказал он, – выйди в коридор. Факелы погасили?

– Погасили, – отрапортовал, вернувшись, капрал. – Темно, как у кобылы в заднице.

– Ну вот… А теперь слушай, Терри, – Энтони принялся раздеваться, сбросил рубашку и снова заходил по комнате. – Обещал – рассказываю. Будет это так. Сейчас я надену вот это… – он кивнул на брошенную на спинку дивана черную хламиду – не то балахон, не то пеньюар. – Потом выйду отсюда, босой, возьмусь за ленту и пойду по ней – заметь, в кромешной тьме – до тех пор, пока не дойду до королевы. Самое главное – не опрокинуть кубки с вином, стоящие у изголовья. Винцо я знаю – это, скажу тебе, вещь! Всякое соображение теряешь. И вот так, во тьме кромешной, под вой ветра в слуховых раковинах, все и произойдет…

– Любопытно! – хмыкнул Гален. – А она тоже соображение теряет, или только ты?

– В прошлый раз – еще как! – засмеялся Энтони.

– Любопытно, – повторил цыган, прикрыв глаза тяжелыми веками.

Энтони стало не по себе.

– Терри, клянусь! Если б я мог, я бы с радостью уступил тебе место. Не нужна она мне, поверь! Если потом, когда она сделает все, что надо, у тебя получится – я слова не скажу!

– Да, конечно, – кивнул Теодор.

…В последнее мгновение перед тем, как потерять сознание, Бейсингем решил, что на них обвалился потолок. А что еще он мог подумать?

…Там, наверху, оказалось звездное небо. Энтони увидел его, когда, после долгих усилий, все же сумел повернуться на спину. Сначала он лежал лицом вниз, уткнувшись носом в грубое сукно, под которым были камни – очень жесткие и неудобные. Потом ухитрился повернуться и тут же пожалел об этом – лежать на связанных руках оказалось еще хуже. Связан он был на совесть, по рукам и ногам, – не туго, но мастерски, не вывернешься. Полностью одет, но кто и когда его одевал, а главное – зачем? Голова – как большой дубовый сундук с тупыми ребрами. Он мог бы еще что-то понять, если бы оказался в кромешной тьме каземата – но над ним, вне всякого сомнения, было ночное звездное небо, лицо холодил ветерок… да и вообще холодно, майская ночь – не лучшее время, чтобы валяться на камнях.

Сзади послышался шорох шагов, смутная фигура склонилась над Бейсингемом, он почувствовал, что его берут за плечи.

– Очнулись, ваша светлость? – произнес хорошо знакомый голос.

– Артона, – обрадовался Энтони. – Как ты меня нашел? Развяжи скорее…

– Не сейчас, ваша светлость, – капрал говорил почтительно, но твердо.

– Ты что, с ума сошел?!

– Его превосходительство велел: сначала все расскажи, до последнего слова, а потом развяжи. Я и сам так думаю: если сделать наоборот, то вы или мне каменюкой по голове врежете, или назад полезете, а может, и то, и другое…

Продолжая говорить, Артона усадил Бейсингема, прислонив его спиной к камню, дал глотнуть водки, но неудачно – Энтони закашлялся и долго не мог отдышаться.

– Что это было? – спросил он, немного придя в себя. – Потолок обвалился?

– Это я вам по голове вдарил, ваша светлость. Как у нас с его превосходительством генералом Галеном условлено было.

– Ты… вы с ума сошли!

– Никак нет, ваша светлость. Если кто и сошел с ума, то кое-кто другой. Где же это видано – человек сам, своей волей в петлю лезет. Они вам черт-те чего наплели, а вы и уши развесили.

– Ты слова-то выбирай, – рассердился Энтони. – Не с унтером соседнего взвода разговариваешь!

Вспыхнувшая обида на мгновение заслонила от него тот факт, что ничего теперь не будет – ни короны, ни славного будущего. А когда сознание непоправимости вернулось, он… а что он мог-то, связанный?

– А тут как ни разговаривай, все одно выходит. Они эту свою серенаду стараются выполнить до последней буковки. А там что сказано? «На трон вернется королева, а рыцарь отправится ко мне». Верно? А «ко мне» – это уж всяко не на трон. А вернее всего – прямо к Хозяину в зубы. Убить они вас решили, когда все кончится. Его превосходительство это сразу понял, и я понял, когда он мне эту самую серенаду показал. Да тут до кого угодно дошло бы в момент. Но вы ничего и слушать не желали, они вас этой короной совсем заморочили. Вот тогда генерал Гален и решил по голове вас стукнуть и вынести… Для этого только одно время и годилось. Вы, может быть, не видели, ваша светлость, но за вами в замке по пятам ходили. А в этот вечер все должны были по комнатам сидеть, и огни погашены. Я думаю, генерал это еще по дороге придумал, с таким расчетом и покои выбирал – чтобы со вторым выходом, да чтобы к подземному ходу прямая дорога, такая, что и во тьме не заблудишься.

Когда вы с ним стали разговаривать, генерал мне знак дал. Я, значит, стукнул вас по голове. Потом он еще какое-то средство вам в рот влил, чтобы подольше в себя не приходили… Одели мы вас, затем я вас взял и отправился к подземному ходу – генерал мне заранее показал, и плитку на полу мы приподняли…

– Ну, я с ним поговорю! – прошипел Энтони. – Где он там прячется? А ну, выходи! – и, внезапно охрипшим голосом, уже догадываясь, но еще не смея понять, спросил: – Где Теодор?

– В замке он остался, ваша светлость! – сказал Артона.

– П-почему!? – Бейсингем вдруг стал заикаться, слова не помещались во рту, вылезали по частям. – Он же м-мог уйти! Он… из-за королевы?

– Из-за нее – в последнюю очередь, ваша светлость.

– Да развяжи ты меня! – отчаянно задергался Бейсингем. – Хватит, сколько же можно!

– Если слово дадите, ваша светлость, что выслушаете меня до конца – тогда развяжу. Если нет…

– Даю! Двадцать раз даю!

Артона, несмотря на темноту, быстро справился с веревками. Энтони с наслаждением выпростал руки, мгновенным движением схватил его за горло и… тут же снова опрокинулся лицом на плащ.

– Я же пехотный капрал, ваша светлость, – укоризненно сказал усевшийся сверху Артона. – Что, снова вас скручивать?

– Не надо, я пошутил, – прохрипел Бейсингем, и тут прежняя тревога вернулась удесятеренной, сжала сердце, выдавила воздух из легких. – Рассказывай, не тяни!

– Поначалу именно такой план и был: стукнуть вас по голове, вынести подземным ходом и уйти всем через границу, а там – видно будет, куда дальше идти и что делать. Но потом оказалось, что все не так, как думалось. Мы-то что предполагали? Достаточно один раз им помешать, и все. А на поверку оказалось, что дело обстоит совсем иначе.

Два дня назад я как раз был на галерее, смотрел во двор и увидел, как приехал какой-то человек, старик. Не наш, это точно. И очень он меня заинтересовал. А я к тому времени Аркенайн знал уже, как родную казарму. Стал я за этим стариком следить потихоньку. Он прошел к себе, покой ему был приготовлен заранее, а потом к нему зашел Монтазьен. Если бы они в комнате говорили, я бы ничего услышать не смог, но они пошли в зал, тот, что с клетками. Ну, а туда забежать – нечего делать, там у двери совсем темно. Я зашел, да в ближайшую клетку и спрятался. Они какие-то бумаги смотрели, а потом старик и говорит Монтазьену: чего, мол, остальных не подождал? Они люди подневольные, вырваться непросто, можно было все устроить и неделей позже. А Монтазьен отвечает, что он слишком во многом зависит от дураков…

– Знакомая песня, – скрипнул зубами Энтони.

– Как я понял из их разговора, дело обстоит так: сегодняшняя ночь – не единственная, а всего лишь первая. Все это должно состояться не в ночь парада планет, а после этой ночи, с первого по тринадцатое, а потом с первого по тринадцатое мая следующего года, и так каждый год, до тех пор, пока королева будет красива. Так что времени у них сколько угодно, чтобы вас найти. А там вас или дожмут, заставят все выполнить и убьют, или убьют сразу и выберут себе другого прекрасного рыцаря. Поначалу генерал Гален хотел вас все же спрятать получше и, может, войну затеять… Эзрийский эмир ему приятель, а из-за Корунны можно большую войну раскачать, да сбросить всю эту мразь. Ну, а как стали вы про этот ритуал рассказывать, так вижу – он что-то задумал. Потом мне сказал. Рыцарем-то может быть и кто-нибудь другой, а королева у них одна. И надумал он им сразу весь праздник испортить, раз и навсегда…