Правильный Драко (СИ) - "Tasadar"
Второй шаг.
Шёпот становился всё громче, переходя в ритмичное, давящее бормотание. Светящаяся паутина рванула дальше, захватывая всё больше пространства. Одиночные руны начали сплетаться, образуя концентрические круги и спирали. Они ползли по мостовой, взбирались на стены ближайших домов, обвивали фонарные столбы.
Третий шаг.
И тогда стало ясно, что эта улица — лишь малая часть замысла.
Багровое сияние вспыхнуло с новой силой и хлынуло во все стороны. Вся деревня — от железнодорожной станции до забора Визжащей хижины — вспыхнула сложнейшим пульсирующим узором. Казалось, весь Хогсмид, каждый его камень, каждый закоулок и каждое здание были оплетены этой гигантской, единой сетью. Это была не импровизация — это была идеально подготовленная ловушка размером с деревню.
Все присутствующие — и защитники, и Пожиратели — заворожённо смотрели по сторонам, понимая, что стоят в центре чего-то грандиозного и древнего.
«Так вот чем он занимался…» — мысль вспыхнула в голове Драко. Все эти вечера и ночи, когда он «добровольно дежурил»… Он, Мерлин побери, покрывал рунами весь Хогсмид.
В памяти всплыло первое занятие Дуэльного клуба — тот день, когда Корвин объяснял принципы рунической магии. И теперь, складывая увиденное воедино, Драко понимал: они стоят внутри колоссального усиливающего контура. Фактически — внутри механизма абсолютного контроля территории.
Руны работали как проводящая схема. В такой среде для мага почти исчезало сопротивление: заклинания складывались быстрее обычного, сил требовалось заметно меньше, а реакция становилась куда более резкой и точной. Магия проходила через него ровно и беспрепятственно, как будто контур сам направлял поток туда, куда нужно.
Драко перевёл взгляд на оцепеневших Пожирателей и ощутил, как по губам скользнула тень усмешки.
А вот для них всё будет наоборот. Эти руны превратят землю под ногами в болото. Любое движение палочкой потребует вдвое больше сил. Концентрация собьётся, реакция упадёт…
Он не просто вышел на бой. Он заставил их играть по своим правилам. На своём поле.
Сделав эти три шага, профессор Корвин остановился в центре пылающего круга. Он медленно, с подчеркнутой аристократической грацией, завёл левую руку за спину, а правую с палочкой прижал к сердцу и склонился в безупречном дуэльном поклоне.
Но нападать первым никто не спешил.
Оставшиеся в живых наёмники инстинктивно попятились. В их бегающих взглядах читалось лишь одно желание — сбежать. Братья Лестрейнджи, обычно безрассудные и шумные, теперь стояли недвижимо, косясь на Антонина Долохова и, кажется, молчаливо признавая за ним право первого хода.
Но самой неожиданной оказалась реакция той, от кого все ждали безумного смеха и крика.
Беллатриса Лестрейндж молчала.
С её лица исчезло привычное выражение маниакального веселья и хищного безумия. Губы плотно сжались, тёмные глаза сузились. Она смотрела на Корвина, мучительно пытаясь что-то вспомнить.
В его осанке, в лице, в старомодном поклоне и в самой ауре, исходящей от него, ей чудилось что-то болезненно знакомое.
Что-то родное. Забытое. И давно потерянное.
Уважаемые читатели, не забываем за лайки. Вам не тяжело, а автору приятно)
Глава 26
— Кто ты такой? — прохрипел Долохов, с подозрением всматриваясь в пульсирующие под ногами руны.
Уголок губ Корвина слегка изогнулся в горькой, едва заметной усмешке. Он ответил с пугающим спокойствием:
— Надо же… Я и не думал, что так сильно изменился внешне, что ты не узнаёшь меня… мой старый друг. Ну что же, может быть, это и к лучшему, — добавил он уже тише.
Едва стихли слова, лицо Корвина окаменело, лишившись всяких эмоций, а с его палочки сорвался сгусток воздуха — невербальный удар, полетевший быстрее, чем мог уследить человеческий глаз. Антонин попытался принять его на «Протего», но руническое поле сыграло свою роль: щит Долохова возник с крошечной задержкой и оказался слишком хрупким. Заклинание Корвина с оглушительным звоном разнесло барьер вдребезги, отбросив Пожирателя на шаг назад. Нахмурившись, Антонин снова бросил взгляд на багровые символы, видимо, осознав их истинную цель.
— Убить его! — рявкнул он, давая сигнал к атаке.
В сторону профессора тут же устремились проклятия братьев Лестрейндж. Корвин даже не стал тратить время на щит: от первого луча он уклонился скупым, текучим движением корпуса, а второй принял на палочку и, крутанув кистью, жестко перенаправил обратно.
Через секунду началась настоящая бойня. Трое опытных магов разом выплеснули на противника весь свой арсенал. Улица превратилась в хаотичный вихрь света, дыма и грохота.
Свидетели, затаив дыхание, наблюдали за невозможным: профессор Корвин двигался с неестественной скоростью. В его действиях не было ни грамма суеты — только холодная, хирургическая эффективность человека, сражавшегося всю жизнь.
Корвин не тратил силы на эффектные жесты. Когда Долохов выпустил веер кислотных проклятий, профессор не стал ставить щит — это замедлило бы его. Он сбил лучи коротким, жестким взмахом, отправив сгустки разъедать брусчатку, и тут же, используя инерцию, послал в ответ невербальное Режущее, нацеленное точно в шею. Антонину пришлось рухнуть на грязные камни, чтобы не лишиться головы.
Рабастан попытался ударить в спину Взрывающим заклятием, но Корвин, словно чувствуя колебания воздуха, резко сместился влево. Он перехватил луч Лестрейнджа на кончик палочки и хлестким движением швырнул его обратно, добавив импульс «Депульсо». Смесь двух заклинаний врезалась в мостовую перед ногами Рабастана, взорвав камень и осыпав Пожирателя градом острой щебёнки, заставив того закрыть лицо руками.
Рудольфус, видя это, послал мощное «Редукто», метя в колени, но Корвин уже перешел в наступление. Он ударил палочкой оземь, активируя локальную рунную ловушку: брусчатка под ногами нападающих вздыбилась. Каменные плиты выстрелили вверх зазубренными пиками, едва не насаживая Пожирателей, как насекомых.
— Ignis Tenebris! — выкрикнул Корвин.
Кнут из черного огня, рассекая воздух, разбил щит Рабастана. Наблюдавшая за этим «Селена» нахмурилась, прошептав: «Откуда он это знает?..», ведь подобные заклинания известны далеко не каждому. Сириус Блэк, зажимая рану на боку, смотрел на бой широко раскрытыми глазами, узнавая в резких, рубящих жестах Корвина родовые техники Блэков.
Не давая врагам опомниться, Корвин сделал выпад. Мощный телекинетический удар швырнул Рабастана через всю улицу; Пожиратель с тошнотворным хрустом врезался в стену дома и, сползая по ней, затих.
— Брат! — взревел Рудольфус. Забыв об осторожности, он кинулся к упавшему, на бегу пытаясь выставить щит, но это стало фатальной ошибкой.
— Transfiguratio!
Корвин направил палочку на высокий чугунный фонарь над головой Рудольфуса. Металл, мгновенно поплыв, превратился в тяжелую алебарду. Лезвие рухнуло вниз, отсекая кисть, сжимающую палочку. Пожиратель упал на колени, оглашая улицу страшным воем и хватаясь за окровавленный обрубок.
Стоявшая в стороне Беллатриса смотрела на Корвина расширенными глазами.
— Так ты… жив? — прошептала она дрогнувшим голосом, а затем запрокинула голову и засмеялась — истерично и жутко. — ТЫ ЖИВ!
С диким визгом она вступила в бой, желая уничтожить противника. И хотя её заклинания были хаотичными, безумная мощь ведьмы пробивалась даже сквозь давление рун.
— Сдохни! Круцио! Конфринго! — орала она, брызжа слюной.
Корвин, поморщившись от шума, сбивал её атаки ленивыми взмахами, пока наконец тихо не произнёс:
— Ты слишком громкая.
Короткий взмах палочки послал заклинание тишины прямо ей в горло. Беллатриса открыла рот в немом крике, но не издала ни звука, что взбесило её ещё больше. Ослепленная яростью, она начала метаться, не замечая, как Корвин хладнокровно теснит её к стене из сине-фиолетового пламени, защищавшей мирных жителей.