Наталья Болдырева - Ключ
Девочка швырнула щетку обратно в ящик и стрелой помчалась на улицу.
Он подбежал к ней, как верный пёс. Затрусил рядом. Она положила руку на загривок, благо волк был огромен, пепельно-серые бока задевали нож в ножнах на поясе. Он отступил на шаг, и тут же вернулся.
— Ну, как хочешь, — Эдель заложила руки за спину. Мимо неспешно проплывали белые стены, сложенные из камня, что добывали в каменоломнях у моря. Зелёные ставенки и цветные стеклышки в окнах, горшочки с цветами на подоконниках. Скоро они прошли мимо того кабачка, в котором поспешили укрыться патрульные. Такого же беленького и чистенького, как все в пригороде Белокаменной Мадры. — Ты испугался? — Она взяла шутливый тон, надеясь успокоить его. — Не хочешь стать игрушкой в руках судьбы? Не тревожься. Ты все равно не сможешь ничего поделать. Если нам суждено оказаться там, где Ключ открывает все замки, то мы там будем.
Он заскулил, прижался боком, глядя в сторону. Она снова положила руку на спину, и он не отстранился. Они прошли мимо той улицы, что вела на холм — к домикам, что больше походили на дворцы, где хозяева позволяли себе не только лужайки, но и сады с фонтанами, где дельта реки дробилась так, что превращала усадьбы в маленькие крепости, каждую — со своими разводными мостами. Там, так же на отшибе, жила Ведьма.
Миновав последний из мостов, они перешли на тот берег реки, где в противовес Дворцу и пригороду привольно раскинулись цеховые кварталы, базар и трущобы.
Базар располагался так, что туда легко можно было попасть практически из любой точки города. Если ремесленники все старались отгородиться своей стеной, то границ Базара не знал никто. Он появлялся из ниоткуда, самовольно занимая просторные городские площади. Но сегодня они уже пустовали, и редкие торговки предлагали с лотков приправы и свежую зелень. Стук топоров разносился вдоль улиц, а в воздухе стоял запах красок. Город готовился к празднествам.
Эдель шла, внимательно глядя вокруг. Видела всё: недобрые взгляды торговок; то, как прекращали работу плотники, щурясь на голубое небо с резво бегущими по нему облачками, будто ждали грозы. Мальчишки подмастерья, мешавшие краски, сами не замечали, как темнели яркие, насыщенные тона от нечаянно перепутанных пропорций, и мастера, так же, не замечая, красили город в мрачный цвет.
— Что же мы наделали, Сирроу? — шептала она, и её сердце тоскливо сжималось.
Волк скалил зубы, глухо раздавалось утробное рычание. Но никто не шарахался в стороны, как это было обычно. Их как будто бы вовсе не замечали.
В Таверне, куда Старуха и Девушка устроились служить после того как там поселился Никита, было непривычно пусто. Хозяин, на всю столицу славившийся своей кухней, скучал за столом в пустом зале. Сидел, будто не хозяин, и не посетитель даже — так, незваный гость, примостившийся на самый краешек лавки. Смотрел на пустую стойку, за которой в обычный день бегал бы, весь в поту от жара открытой печи, только успевая готовить, да подавать. Они прошли мимо, и он тоже не заметил их.
Они спустились под лестницу, в комнатки для прислуги, похожие скорее на пеналы писцов, в которых те хранят свои перья, и оба почуяли неладное, едва увидев закрытую дверь. Из за криво сколоченных досок раздавалось жалобное мяуканье.
Девочка первой вбежала в комнату. Старуха сидела, накренясь, в полукресле. Лишь подлокотники не давали ей упасть на пол. Посиневшие губы трофической язвой уродовали лицо, но, несмотря на холод костенеющих рук, она была еще жива. Кот яростно тёрся о ноги, подпрыгивал, доставая до безвольных кистей. Волк приблизился в три шага, положил ей на колени голову, а Девочка схватила пальцы, вздрогнув от ледяного прикосновения. Они долго сидели так, пока Старуха не шевельнулась, заворочав слепыми бельмами. Кот вспрыгнул ей на колени, и Сирроу отступил на шаг. Губы, всё того же синюшного оттенка, не казались уже черным пустым провалом и шевелились, силясь что-то сказать. Сухие старческие пальцы чуть сжались, узнавая Девочку.
— Кобра… ушла, — прошамкала Старуха.
Девочка и Волк взглянули друг на друга. Сирроу попятился назад, присел на задние лапы, шерсть на загривке поднялась дыбом. Зверь стал похож на огромный меховой шар. Пронзительный вой наполнил комнату и резко стих, когда Сирроу прыгнул назад, к двери, перекинувшись. На пол приземлился уже человек. Встал, сверкнув из-под набегающих на глаза белокурых волос ярко-янтарным взглядом, и прошел, сел на кровать, прикрывшись откинутым одеялом.
— Надо уходить, — отрезал Сирроу, едва справился со сведенными судорогой челюстями.
— Тринадцати больше нет, — прошептала Девочка.
— Нет, — он дернул головой, и снова щелкнули позвонки в шее, — не только поэтому.
Слова все еще давались ему с трудом, и Девочка терпеливо ждала. Старуха впилась ногтями в её ладонь, вся превратившись в слух.
— Кто, кто это? — скорее угадала, чем услышала Эдель, но лишь сжала в ответ пальцы.
— В городе полно черных, — сказал, наконец, Сирроу. — Я тоже умею видеть. — И он втянул ноздрями затхлый воздух старушечьей каморы, будто демонстрируя.
— Сирроу, — прошептала Девочка, но прежде чем она успела закончить, дверь распахнулась и в открывшемся проеме замер Воин.
— А, — сказал Марк, — уже знаете.
Он прошел внутрь и, как ребенка подняв Старуху, направился к выходу. Кот, задрав хвост, прошмыгнул меж ног Воина вперед. Девочка побежала следом, и уже на улице к ним присоединился волк.
— Что нам делать? — кричала она, напуганная.
— Ждите, — отвечал Марк, укрывая худые ноги кожухом наёмной коляски. Вороной приплясывал тут же. — В ночь полнолуния я инициирую новый Круг. У меня есть Первый, Эдель. — он обернулся, поймав Девочку за плечи, — Эдель, ты бы его только видела!
— Ты спятил! — Она сбросила его руки, отступив на шаг. Заставив себя забыть, что в их Круге она была Первой. — Кто станет Одиннадцатым? Старуха?
Его лицо стало непроницаемым.
— Если придется. Дворцовые медики поставят её на ноги.
Через минуту Вороной уже рысил по улице чуть впереди коляски, указывая вознице путь. Злые слезы стояли в глазах Девочки.
— Я ни в чем, ни в чем не провинилась перед тобой, — она зарылась пальцами в мягкую шерсть, когда Волк подставил огромную голову, опустилась на колено, крепко обняв.
— Ой, Сирроу! — она вдруг вскочила, задохнувшись от ужаса, прижала ладошки к вспыхнувшим щекам, — мы же не сказали ему про черных!
Волк оскалил зубы и высунул язык, словно смеясь.
Глава 18
Они засыпали. Оба. Затылок, будто залитый расплавленным свинцом, жег и тянул невыносимой тяжестью. Пытаясь держать подбородок ровно, они не замечали, как безвольно, из стороны в сторону болтается на шее голова.
