Наталья Болдырева - Ключ
— Что же делать? — повторил он совсем беспомощно.
— Ждать, — ответил я, как мог веско. — Ждать и готовиться.
— Очень умно! — это были первые слова Воина, когда он распахнул дверь в подвал ведьминого дома. Он стоял в проеме, на верхней ступеньке лестницы и в неверном свете чадящего факела пытался рассмотреть причину вдруг свалившихся на него бед.
Девушка поднялась ему навстречу с груды сваленных в угол старых корзин. Вид у неё был несколько растрепанный, в белых волосах застряли щепы высохшей от времени лозы. Она щурилась на неяркий свет факела. Анатоль присоединился к ней через минуту. Марк с едва сдерживаемой злостью оглядел обоих.
— Поднимайтесь! — бросил он и прошел в кухню.
Там уже не было ни ктрана, ни гвардейцев, разделочный стол был пуст. Воин занял единственный пригодный для сидения предмет — почерневшую дубовую бочку. Девушка встала за стол, сложив руки поверх столешницы. Анатоль обнял её за плечи.
— Ты что ли тот самый студент? — спросил Марк, внимательно оглядев помятый камзол и морковно-рыжие локоны.
За него кивком ответила Девушка. Воин проигнорировал её ответ, смотрел прямо на Анатоля, пока тот не промямлил «да», не вполне понимая, о чем его спрашивают, но явно узнав главнокомандующего. Воин потер вновь разболевшийся висок.
— Хочешь сказать, что ты её любишь? — не глядя кивнул он на Девушку, и та, вспыхнув, спрятала лицо в ладони.
— Да, — повторил Анатоль чуть более уверенно и погладил Нинель по волосам. — Чего он хочет, милая, — шепнул он ей на ухо, и Марк хлопнул по столу раскрытой ладонью.
— Я разговариваю с тобой! — Молодой человек нахмурился, крепче обнял девушку, прижав её к себе. — Итак, ты любишь белую, как мышь, уродину с кроваво-красными глазами?
Она заплакала, наконец. Тихо, беззвучно, судорожно вздрагивая всем телом. Молодой человек побледнел как полотно, став вдруг копией своей подруги. «Он не видит!», — обрадовался вдруг Марк, «не видит её уродства!». Ему сразу же стало легче, отпустила пульсирующая боль.
— Что вы такое говорите? — Анатоль отвечал, заикаясь, бледно-зеленые глаза стали бесцветными, — Что вам нужно от нас? — Он наверняка никогда раньше не сталкивался лоб в лоб с людьми столь высокопоставленными и был безумно напуган, и все же смотрел прямо.
— Что бы вы исчезли. Оба. — Марк почувствовал, что безумно устал, и не спал уже несколько дней кряду.
— Матушка узнает, — Девушка отняла руки от заплаканного лица.
— Как? — удивился Марк.
— Ей стало плохо ночью, и я оставила с ней свою кобру. Ты… не сердишься? — Она все еще выглядела виноватой, но и не могла скрыть своей радости.
— Конечно, нет, — ответил Воин мягко, не желая признаваться, что успел уже проклясть все на свете, и дело всей его жизни поставлено под угрозу. «Пусть уходит и будет счастлива», — подумал он.
Он проводил их до двери. Девушка всё щебетала, рассказывая изумленному Анатолю, как хорошо и весело будет им жить вдвоем на новом месте, Марк не перебивал её. Лишь на пороге повторил:
— Исчезните ненадолго. Придумай предлог, не появляйся сколько-то в Университете, — сказал он юноше и подмигнул обоим, — устройте себе медовый месяц.
Девушка зарделась и порхнула с крыльца, оставив на щеке Марка след поцелуя и мимолетный шепот:
— Спасибо, Воин.
Ход в дом Ведьмы был заказан ей.
Всё утро Эдель не вылезала из постели, скованная неопределенностью. Она не знала, кто из Тринадцати отразил удар, и все никак не могла решить, кого же искать ей в городе? Не Ведьму — там её ждала Рокти. Не Юродивого — он сам находил всех, кто был ему нужен… как, впрочем, и Тринадцатый. Не Горбуна — она никогда не любила пожирателя мертвечины. Его суть отталкивала. Оставались Старуха и Девушка. Но ей не хотелось идти к ним, мать и дочь всегда держались особняком.
И Эдель вяло ковыряла приготовленный Сирроу завтрак, глядя, как он читает, сидя у приоткрытого окна, рядом с цветами герани и листьями папоротников, которые выращивал сам.
— Сирроу, — позвала она жалобно, когда солнце поднялось над крышами домов и белыми пятнами легло на пожелтевшие страницы. Он заложил страницу пальцем и молча подсел к ней. Она, брыкнув голыми ногами, взобралась к нему на колени. — Что мне делать?
— Я бы нашел того, чье прикосновение мы почуяли нынче ночью. Но время уже упущено, он, наверняка, очнулся и успел уйти.
— Знаю, — ответила она тоскливо, и он отложил книгу в сторону, укутал её в одеяло и обнял, как ребенка, она целиком утонула в его руках. — Я боюсь, Сирроу. Мы ждали так долго, готовились, были уверены, что все пройдет гладко… Когда я потеряла его в лесу, это был Путь. И эта девушка — Путь. И тот, чье прикосновение мы отразили ночью… тоже Путь!
Он начал тихо раскачиваться, баюкая её.
— А хочешь, останемся здесь? Я посижу с тобой, пока ты заснешь, и не стану никого пускать до самого вечера, а ночью — уйдем в леса, освободим ему его дорогу, и ничто больше не будет тревожить нас? — Слова переходили в речитатив, и она почти уснула, слушая. Утро, проведенное в душевном смятении, дало о себе знать.
— Нет, — пролепетала она сонно, — вы столкнулись. Дважды. Ты — тоже Путь, — маленькая ладошка провела по трехдневной щетине и упала безвольно.
— Я Путь? — переспросил Сирроу, замерев, и Девочка проснулась.
— Мне так кажется, — её глаза вновь стали ясными, сбросив морок волчьей колыбельной. Она соскользнула с его коленей, кутаясь в одеяло и поджимая зябнущие пальцы, ушла за ширму, одеваться. — А Марк говорит, будто я никогда не ошибаюсь, потому что умею видеть!
Он заметался из угла в угол, словно зверь в клетке.
— Куда идем?
— К Старухе, так наши шансы узнать что-нибудь удваиваются. — Рыжая встрепанная головка вынырнула из-за ширмы, — Сирроу?
— Я выйду, — он стоял посреди комнаты, ссутулясь, потому что макушкой едва не задевал потолок. Его желтые глаза цвета слабо заваренного чая стали ярко-янтарными. Пальцы, не замечая громких щелчков, ломали суставы. Пять на одной руке, потом пять на другой, и снова обратно.
— Сирроу… — прошептала Девочка.
— Я выйду, — повторил он и выбежал, хлопнув дверью.
Она метнулась к бюро, на бегу застегивая камзол, долго искала по ящикам щетку, пока не увидела, наконец, деревянную ручку в кипе бумаг. Начала причесываться, глядя в окно. Там, перед их маленьким домиком на самой границе пригорода, длинными прыжками бегал волк. В считанные секунды он пересекал короткую лужайку между крыльцом и широкой лентой реки, исчезающей меж горстки таких же крохотных и уютных домишек. Бегал туда-обратно, как загнанный. Патруль уличной милиции, показавшийся в начале улицы, увидев зверя, поспешил поскорее свернуть в ближайшую подворотню.
