Константин Ветошко - Три грани рока
— Убейте его.
— Как убейте? — позволил себе высказать удивление Торстен. — А вдруг он действительно что-то важное знает? Мы же все равно в лагерь идем, раненых у нас нет. Сильно этот дикарь передвижение не замедлит.
— Я что, должна два раза повторять? — холодно обронила леди Гейрэ. — Мы сейчас вовсе не в лагерь возвращаемся, а идем дальше в горы! Так что перережьте горло этому горцу и выдвигаемся.
— Как это, дальше в горы? Мы и так уже очень далеко от тракта, который должны патрулировать. Скоро стемнеет, а у нас с собой мало провизии. Мы уже должны направляться назад в лагерь, — без всякого почтения влез Ритал.
— Молчать! Мои приказы не обсуждаются! — начала заводиться леди Гейрэ, в ее голосе стали проскальзывать истеричные нотки. — Провизию возьмем в первом же попавшемся поселении горцев, до того как его сожжем.
— Дозвольте сказать, октат, — обратился к командирше еще один из ветеранов. — Видится мне, что сейчас нападать на деревню горцев не мудро. А уж полностью ее жечь — это верную смерть искать. Вон те наймиты, что дохлыми валяются у деревьев, покрошили ихний отряд. Горцы теперь пуганые, и только Великим силам известно, не топают ли сюда еще дикари. Пойдем дальше в горы — нас передушат, как кутят, что в речке топят! Уходить надо отседова!
— Да мне плевать на ваши жалкие жизни! Много ли они стоят, что вы так за них трясетесь! Вы как были смердами, так ими и остались! Медяк цена вашим трусливым душонкам! Не сметь мне перечить! — леди Гейрэ уже кричала. Она не собиралась возвращаться в лагерь, не смыв свой позор кровью горцев и не сыскав себе славы.
— Но это же нарушение приказа! Мы и так сильно удалились от района патрулирования! За уничтожение поселения горцев нас не наградят, а в лучшем случае высекут плетьми! — это уже не выдержал и влез Кель.
— Действительно, мы готовы проливать кровь — за империю, отрабатывая наше жалованье. Но сейчас вы предлагаете нам идти на смерть, нарушив приказ! — вмешался Торстен, а остальные солдаты поддержали его ропотом одобрения.
— Приказ для вас один! Мое слово! Как вы смеете осуждать мои замыслы?! Если вы сейчас же не сделаете того, что я говорю, то по прибытии в лагерь вас казнят за невыполнение приказа командира в боевой обстановке! — завизжала леди Гейрэ, брызжа слюной и размахивая кинжалом. — Если немедленно не подчинитесь, я скажу, что отряд без моего приказа покинул тракт, убив мирно охотившегося дворянина и его свиту! Скаренные ублюдки! Я лично вас всех сечь буду! Грязнорожденные твари! Мой отец граф! Я вами командую! Вы все мои! Вы должны повиноваться!
Наблюдавший эту сцену с гримасой ярости и презрения на лице Ритал подошел к телу виконта и поднял его меч. Плавной походкой хищника, готового к прыжку, он приблизился к беснующейся аристократке и резко рванул ее за плечо, разворачивая лицом к себе. Не успела леди Гейрэ набрать в легкие воздуха, чтобы разразиться новой гневной тирадой и замахнуться кинжалом, как ветеран с силой вонзил меч виконта ей в грудь, пробив кольчугу и глубоко погрузив клинок в тело девушки. Аристократка в ужасе взвыла, схватившись руками за лезвие, но скоро захлебнулась кровью и закашлялась. Несколько секунд она еще стояла, словно пришпиленная бабочка, повиснув на клинке, а когда Ритал выпустил рукоять, рухнула на землю.
Замершие солдаты молча смотрели на агонию леди Гейрэ. Когда она последний раз дернулась и застыла навечно, тишину нарушил Кель:
— Ну, что, ребята, все видели, что произошло? Октат приказала нам покинуть тракт и привела к этой поляне. Здесь состоялся поединок, в котором виконт убил нашего командира, хотя условиями было оговорено сражаться до первой крови, а леди Гейрэ была уже им ранена. Увидев это, мы нашпиговали болтами и дворянина, и его охрану, бросившуюся на нас. Все ясно?
— Так это, она же и не раненная вовсе, — растерянно пробормотал один из солдат. — Ну, в смысле, кроме как смертельно.
— Тьфу ты, идиот, — пробормотал Кель и, шагнув к телу, слегка резанул девушку своим мечом по лицу. — Теперь все довольны? Кто по пьяни проговорится, первый на виселицу пойдет! Так что запомните эту версию накрепко, лучше чтобы вы сами в нее поверили!
— Думаю, все усвоили, — Ритал обвел солдат мрачным взглядом.
— Нужно горца пленного развязать. Возьмем с собой, — голос Торстена был каким-то непривычно глухим. — Если он действительно что полезное знает, то, может, и начальство про смерть этой фурии забудет.
— Ха, вот так сразу возьмут и забудут про смерть любимой дочери графа. Горца с собой возьмем, но из нас все равно еще успеют всю душу вынуть допросами, так что надо детали отработать, — усмехнулся Кель. — Торстен, доставай меч, ты будешь играть виконта, а я эту мразь. Надо несколько раз проиграть бой, чтобы никто не ошибся, когда нас по одному будут допрашивать! А вы запоминайте!
Спорить с Келем, явно сведущим в деле сокрытия преступлений, остальные не стали. Когда все детали схватки были повторены несколько раз, солдаты двинулись к деревьям. Внезапно Торстен замер как вкопанный и перевел обеспокоенный взгляд на товарищей.
— Постойте. Так этот горец наверняка слышал все, что мы тут болтали! Он же нас и выдаст! Нет, брать его с собой нельзя, лучше прирежем, — голос норда был тверд, но совсем не выражал никаких чувств.
— Не пыли, не слышал он ничего, — криво ухмыльнулся Ритал. — Я ему уши обратно заткнул и завязал на совесть. Некоторые солдаты после этой фразы косо посмотрели на ветерана, но никто не осмелился ничего сказать.
Отвязав пленного горца, пехотинцы забрали тела виконта и леди Гейрэ. Также взяли и их оружие. Кель, не довольствуясь обычным вытиранием, на всякий случай прополоскал меч дворянина, а заодно и свой собственный клинок в первом же попавшемся горном ручейке. На удивленные взгляды товарищей он ответил, что кто его знает, какой маг будет помогать ведущим расследование. Если выпишут специалиста, способного подчинить себе разум солдат, то они все уже покойники, что ни предпринимай. Если же будет кто-то из стихийных, то чем меньше следов, тем лучше.
Обратный путь в лагерь не доставил особых проблем, несмотря на то, что приходилось нести носилки с телами и внимательно следить за пленным горцем. Когда вдали показались такие привычные очертания вала и частокола, солдаты вместо обычного облегчения испытали новый приступ страха и еще больше сгорбились, словно их пригибала к земле непосильная ноша. Один лишь Кель расправил плечи, радостно улыбнулся и, подмигнув товарищам, весело проговорил:
— Ну, что носы повесили? Да с такими лицами вас всех сразу под замок посадят. У меня вон тоже кошки на душе скребутся, но я не делаю похоронную мину. Ну, убили мы этого дворянчика. Так он горячо нами любимую леди Гейрэ прикончил. Никто нас не осудит. И вообще, больше улыбаться надо. Жизнь ведь все-таки хорошая штука, и надо спешить ей радоваться, а то уж очень она коротка, — закончив этот монолог, Кель, как бы подтверждая свои слова, кивнул на носилки с телами и, еще раз широко улыбнувшись, упругим шагом направился к воротам лагеря.
