Галина Гончарова - Тайяна. Вырваться на свободу
Аэлене помог некий трайши? Она легла с ним в постель! Точно!
Аэлена вышла замуж за лойрио? Тоже узаконенная проституция. Я тебе статус и деньги, а ты мне свое тело, ну и детей, как получатся. Или просто — детей нарожали, чтобы привязать к себе мужа. И такое бывает.
Ей заказывают картины? Наверняка она спит и с заказчиками! Вот Вериола точно бы, а значит, и Аэлена так поступит! А как — иначе?!
Да и Рошер… дружили в детстве? Точно! Спали вместе в юности! А иначе — с чего ему помогать мерзавке!?
Эти мысли так явственно отражались на крысоподобном личике, что Рошер покривился, как от лимона. И заговорил. Медленно и спокойно.
— Даюю тебе два часа времени, посиди и подумай, тварь. Если поможешь нам поймать за руку Диолата — будет тебе ссылка вместо каторги. Нет? С мужем под ручку в копи пойдете. Он‑то в копи, камни добывать, а ты…. знаешь, что там с такими, как ты делают? Будешь всем прислуживать, не сдвигая ног, на сколько тебя хватит.
— Нет!!!
Но Рошер уже вышел, а Вериоле пришлось успокаивать проснувшегося и запищавшего ребенка.
В гостиную он вернулся, кривясь, словно от дурного запаха.
— Бывают же твари. Аэла, прости, но я не верю, что вы — родственницы.
— А, я тоже не верила, — Аэлена взмахнула рукой и Рошер лишний раз отметил несходство сестер. Жесты, мимика, внешность — Четырехликий создал двух совершенно разных женщин.
— Почему?
— Потому что подозревала, что Льяна нагуляла Вериолу не от Финара. Доказательств не было…
— на вас посмотреть — уже доказательство.
— Надеюсь. Знаешь, Лидас все‑таки мой родственник и меня утешает, что он не стал делать мне подлостей. А Вериола…
— Тебе проще будет это перенести, зная, что в вас разная кровь?
— Да. Может, это смешно или неправильно, не знаю.
— все правильно, родная, — Алинар коснулся поцелуем волос жены. — Все правильно. Когда против тебя строят козни — это неприятно. Но когда это родной и близкий тебе человек — все становится вовсе уж мерзко.
Аэлена тряхнула волосами, словно сбрасывая что‑то.
— Чья очередь?
— Моя, — Тайяна взглянула в окно. — Схожу, через часок, еще Вериолу попугаю. Если сразу не согласится…
Почему‑то никому не было жалко женщину. Высокородные лойрио переглянулись с невысокородными друзьями и разговор пошел в другом направлении.
Как прижать Диолата так, чтобы не выскочил? И кому это делать?
* * *Подземелье заставило Яну брезгливо передернуться.
Все‑таки люди — неприятные. Бывают. Хочешь ты убить человека — так убей! Но зачем мучить, ограничивать свободу, запирать в клетке, лишать неба? Да, не за все преступления стоит карать смертью, некоторые заслуживают просто временного наказания. Она понимала это умом, а душой…
Противно.
Аж спину заломило.
Вериола уставилась на Тайяну.
— А ты кто еще? Принеси поесть! Ребенку плохо!
— Да? — Яна смотрела с интересом. — а не сдохнет?
— Ты…. ты…
— Я. Нархи — ро. Ааша…
Волчица выскользнула из тени, встала рядом с хозяйкой, оскалилась… Вериола взвизгнула — и зажала рот рукой.
— Ой, мама…
— Мама у тебя тоже была вкусная.
— что!?
— Я ее навестила. И она все мне рассказала…. что я хотела. Не сразу, но все. Понимаешь?
Вериола понимала. Глаза у нее были… вот сейчас проняло окончательно.
— И к тебе я пришла. А вот уйду ли….
— что ты хочешь?
— Неправильный вопрос. Знаешь, что мне пообещали?
— Что?!
— Ты пойдешь на каторгу. Твой муж тоже. А твой ребенок…
Ааша выразительно облизнулась. Клыки в полумраке блестели очень выразительно.
— НЕТ!!!
Ребенок заплакал от вопля. Яна прищурилась.
— А кто мне помешает? Или кто будет искать твое чадушко?
— Я тебя….
— Что — ты меня? С каторги достанешь? Ой ли!
Вериола замолчала, но потом попробовала снова.
— моя мать…
— вы — никто и ничто. У вас нет ни денег, ни связей, ни власти. Что вы можете мне дать?
— Не трогай моего сына! Или я с того света тебе глотку перегрызу!
— оттуда не возвращаются, — отмахнулась Яна.
Вериола замолчала. Было видно, как тяжело идет мыслительный процесс, но потом…
— Чего ты хочешь?
— Или ты говоришь правду о Диолате, или…
— Я скажу! Но…
— твой ребенок останется с тобой. Но уехать придется далеко и надолго.
— Я уеду.
— Отлично. Вечером за тобой придут. И попробуй только меня подвести. Твой ребенок останется здесь, ии если ты скажешь что‑то не то…. Знаешь, у нас, нархи — ро, принято натаскивать волков на кровь. А детское мясо нежнее. И ужас слаще…
Яна сама себе была неприятна. Да, Вериола мразь, но безжалостно ломая женщину, не встала ли она на один уровень с ней? Хотя нет. Не встала. Сложно сравнивать дерьмо — и золотаря. Хоть второй и связан с первым, но ведь в эту субстанцию он не превратился, верно?
— С… не подведу.
Судя по голосу и расширенным от ужаса глазам, Вериола не лгала. Она была готова на все. Прикажи Тайяна ей раздеться и обслужить да хоть бы и Аашу — и то согласилась бы.
Сломалась.
Да уж, не с такиим характером идти мстить. А впрочем, ради ребенка…
Ааша тоже не находила лжи в словах Вериолы. Но все равно было мерзко.
— Вечером.
Яна развернулась и направилась к выходу.
— Стой! — крик Вериолы настиг ее на выходе из подземелья.
— Чего тебе?
— Для сына. Вода, поесть…
Яна подумала и кивнула.
— Ладно. Сытый ребенок вкуснее, если что. Принесут, я распоряжусь.
И вышла.
Во рту был привкус грубого мыла. Мерзко, гадко, но ведь никуда не денешься! Да и угроза — не змея. Яна же не стала запускать гадюку в клетку к Вериоле? А могла бы, за ее‑то проделки.
* * *Градоправитель выслушал Гарта и задумался.
— Лойрио Авельен, а вы понимаете, что если ничего не получится…
— Я рискую не меньше вашего, а то и больше.
— Да, но вы просто лойрио, а я облечен доверием короля….
В переводе — власть терять не хотелось. Гарт хмыкнул.
— с вас же и спросят, если узнают в столице.
Перебьется, хомяк, взятку ему еще предлагать! И так щеки скоро из‑за спины видно будет! Закрома набил — скоро надо будет новые строить…
Лойрио Эрен омрачился взглядом. Да, пожалуй. И не поймут, и не помилуют. Достанется ему на орехи….
Но и с Диолатом свою шею подставлять неохота.
— Благородный траши все‑таки…
— Свидетели. И улики. А если он еще и сам признается…
— Зачем ему себя оговаривать?
— А это и не оговор. Он сам скажет чистую правду. Да и королю, поверьте, сей молодой человек давно поперек горла стоит.