Мэрион Брэдли - Владычица магии
— Затем, — отвечал мерлин, — что я стар и события, коим мы дали ход нынче ночью, возможно, явят себя лишь через поколение. А к тому времени я уже умру.
Вивиана подалась вперед:
— Тебе было предупреждение, отец?
— Нет, нет, милая. Я и не стал бы зря тратить Зрение на такие пустяки, мы же не справляемся у Богов, пойдет ли снег следующей зимой. Ты привела сюда Моргейну, а я — Кевина, так чтобы кто-то помоложе меня следовал за происходящим, когда я уйду. Так выслушай мою новость: Утер Пендрагон лежит при смерти в Каэрлеоне, а как только лев падет, туда слетятся коршуны. А нам принесли весть о том, что в землях Кента собирается огромная армия — союзные племена решили, что пришло время восстать и отобрать у нас оставшуюся часть Британии. Они послали за наемниками с большой земли, к северу от Галлии, чтобы те, присоединившись к ним, истребили наш народ и разрушили все, чего достиг Утер. Пробил час сразиться под знаменем, что мы тщились поднять многие годы. Времени мало: они постановили непременно обзавестись своим королем и уже сделали это. Нельзя тратить впустую ни месяца, иначе они и впрямь нападут. Лот мечтает о троне, но южане за ним не последуют. Есть и другие — герцог Марк Корнуольский, Уриенс из Северного Уэльса, — но ни один из них не обретет поддержки за пределами собственных земель, так что мы того и гляди уподобимся ослу, что умер от голода между двумя охапками сена, не зная, за которую приняться раньше… Нам необходим сын Пендрагона, хоть он и юн.
— Вот уж не слышал, чтобы у Пендрагона был сын, — произнес Кевин. — Или он признал своим того мальчика, что его жена родила Корнуоллу вскорости после того, как они поженились? Поспешил, однако, Утер с этой свадьбой вопреки приличиям, даже дождаться не мог, чтобы она родила дитя, прежде чем брать ее к себе на ложе…
Вивиана предостерегающе подняла руку.
— Юный принц — сын Утера, — промолвила она, — и никаких сомнений тут нет, да никто и не усомнится, стоит лишь его увидеть.
— В самом деле? Тогда прав был Утер, спрятав его на стороне, — промолвил Кевин, — сына от чужой жены…
Владычица жестом заставила его умолкнуть.
— Игрейна — моя сестра, и она — из королевского рода Авалона. А этот сын Утера и Игрейны — тот, чей приход был предсказан давным-давно, король былого и грядущего. Его уже Увенчали Рогами, Племена признали его королем.
— Вы всерьез верите, что хоть один вождь Британии признает Верховным королем какого-то там семнадцатилетнего мальчишку? — скептически осведомился Кевин. — Храбростью он может затмить самого легендарного Кухулина, и все-таки они потребуют воина более опытного.
— Что до этого, он обучался и военной науке, и трудам, подобающим сыну короля, — заверил Талиесин, — хотя мальчик еще не знает, что в жилах его течет королевская кровь. Но, сдается мне, только что минувшая полная луна дала ему почувствовать собственное предназначение. Утера чтили превыше всех прочих королей, что были до него, а этот юноша Артур вознесется еще выше. Я видел его на троне. Вопрос не в том, примут его или нет, но в том, что можем сделать мы, дабы облечь его королевским величием, так, чтобы все горды объединились против саксов вместо того, чтобы враждовать друг с другом!
— Я изыскала способ, — отозвалась Вивиана, — и, едва народится новая луна, все будет исполнено. Есть у меня для него меч, меч из легенды, ни один герой из числа живущих не держал еще его в руках. — Владычица помолчала и медленно закончила:
— И за этот меч я потребую от него клятвы. Он даст обет хранить верность Авалону, что бы уж ни затевали христиане. Тогда, возможно, судьба переменится и Авалон вернется из туманов, а монахи со своим мертвым Богом отступят в туманы и сумрак, а Авалон воссияет вновь в свете внешнего мира.
— Честолюбивый замысел, — отозвался Кевин, — но если Верховный король Британии и в самом деле поклянется Авалону…
— Так задумывалось еще до его рождения.
— Мальчик воспитан как христианин, — медленно проговорил Талиесин. — Принесет ли он такую клятву?
— Что стоит болтовня о Богах в глазах мальчика в сравнении с легендарным мечом, за которым пойдет его народ, и славой великих деяний? — пожала плечами Вивиана. — Что бы из этого ни вышло, мы зашли слишком далеко, чтобы отступить теперь, мы все связаны долгом. Через три дня народится новая луна, и в этот благоприятный час он получит меч.
Прибавить к этому было нечего. Моргейна молча слушала — смятенная, взволнованная до глубины души. Кажется, она слишком долго пробыла на Авалоне, слишком долго пряталась среди жриц, сосредоточив мысли на святынях и тайной мудрости. Она успела позабыть о существовании внешнего мира. Почему-то она так до конца и не осознала, что Утер Пендрагон, муж ее матери, — Верховный король всей Британии и брат ее в один прекрасный день унаследует этот титул. «Даже, — подумала она с оттенком новообретенного цинизма, — при том, что рождение его запятнано тенью сомнения». Чего доброго, соперничающие владетели только порадуются претенденту, который не принадлежит ни к одной из их партий и клик, сыну Пендрагона, пригожему и скромному, что послужит символом, вокруг которого объединятся они все. Кроме того, его уже признали и Племена, и пикты, и Авалон… Моргейна вздрогнула, вспомнив, какую роль в этом сыграла. В душе ее вновь вспыхнул гнев, так что, когда Талиесин и Кевин встали, собираясь уходить, девушка словно заново пережила тот миг, когда, десять дней назад, еще во власти пережитого, она изнывала от нетерпения излить на Вивиану всю свою ярость.
Арфа Кевина в богато украшенном футляре отличалась крайней громоздкостью, тем более что размерами превосходила любую другую, так что, взгромоздив на себя эту ношу, арфист выглядел на диво неуклюже: одну ногу он подволакивал, а колено и вовсе не сгибалось. «До чего безобразен, — подумала девушка, — урод, одно слово, но когда играет — ни у кого и мысли подобной не возникнет. В этом человеке заключено больше, чем ведомо любому из нас». И тут Моргейне вспомнились слова Талиесина, и она поняла, что видит перед собою следующего мерлина Британии, — при том, что Вивиана назвала ее следующей Владычицей Озера. Это известие оставило ее равнодушной, хотя, объяви о том Вивиана до того рокового путешествия, что переменило жизнь Моргейны, она преисполнилась бы восторга и гордости. А теперь его омрачало то, что произошло с нею.
«С братом, с моим братом. Когда мы были жрец и жрица, Бог и Богиня, соединенные властью обряда, это значения не имело. Но утром, когда мы, проснувшись, были вместе как мужчина и женщина… это случилось по-настоящему, и это — грех…»
Вивиана стояла в дверях, глядя вслед уходящим.
