Олег Авраменко - Дорога на Тир Минеган
С тех пор прошло больше пяти лет, а боль до сих пор не утихла. Правда, в последнее время ему все больше нравилась юная Элвен вер Кайлем, двоюродная сестра его покойной жены, однако Имар всеми силами боролся со своими чувствами, стремясь задушить их в самом зародыше. Он не собирался вновь жениться и заводить детей в этом аду, называемом Лахлином…
— Когда вы арестовали этих людей? — спросил Имар у Айвара аб Фердоха.
— Пятого монфовира, ваше величество. А уже на следующий день всех восьмерых посадили на тюремный корабль и доставили из Дервега в Хангован.
— Восьмерых? Значит, вы схватили и невестку?
— Иначе мы не могли, государь. Она целый месяц жила в одном доме с ведьмаком. Также, по результатам дознания, в Дервег было направлено распоряжение об аресте еще тринадцати подозреваемых, которые часто общались с Бренаном аб Грифидом. Но маленького сына Эйгана аб Киннаха, родившегося уже после отъезда ведьмака, никто не тронул. Его просто отдали родителям Невен бан Эйган. Мы же не звери.
«Да вы хуже зверей! — хотелось крикнуть Имару. — Вы настоящие чудовища! Утверждаете, что боретесь против Китрайла, а на самом деле верно ему служите. Он смотрит на Лахлин и не может нарадоваться тому, что вы тут вытворяете…»
— Это безобразие, лорд Айвар, — тихо, но с нажимом произнес король. — Вы должны были немедленно сообщить о таком важном деле. А вместо этого все скрыли и только месяц спустя поставили меня уже перед свершившимся фактом.
— Я понимаю недовольство вашего величества, — спокойно ответил верховный поборник. — Но осмелюсь напомнить вам, что вопрос борьбы с ведьмовством и колдовством относится к исключительным полномочиям Конгрегации Святой Веры. Мы приняли решение ограничить круг посвященных только теми, кто был задействован в процессе следствия и суда. Нельзя позволить, чтобы в стране начали ходить слухи о том, что на нашей благословенной земле родились ведьма с ведьмаком, а последний, кроме того, еще и прожил тут шестнадцать лет. Осужденные будут казнены сегодня после обеда с общей формулировкой «за связь с ведьмами и колдунами».
— Так какого черта… — начал было Имар, но осекся и дальше сказал совсем не то, что хотел сказать сначала, — …их просто не утопили в море? Тогда бы точно не было огласки.
— Но не было бы и правосудия, государь.
Впрочем, Имар уже сам понял, что лорд Айвар заботился вовсе не о правосудии. На самом деле ему была нужна огласка этого дела, но ограниченная огласка, предназначенная не для лахлинского народа, а для внешнего мира. Поэтому и понадобилась эта пародия на помилование, вместо того чтобы сразу приговорить двух младших дочерей к каторге. Документы о помиловании проходят не через Священную Канцелярию, а через королевский секретариат, где не так строго хранят тайны, и вскоре известие о приговоре девицам Марвен и Грайне вер Киннах достигнет ушей единственного на Лахлине посла — кередигонского. А тот, безусловно, заинтересуется такой конкретной формулировкой: «За связь с ведьмой Шайной вер Бри и ведьмаком Бренаном аб Грифидом». Вскоре об этом станет известно при кередигонском дворе, значит, узнают и ведьмы, а что самое главное — узнает Бренан аб Грифид. Он сочтет себя виновным во всем происшедшем с его родными и почти наверняка бросится спасать от каторги двух маленьких кузин, которых больше всего любит.
Такую вот ловушку придумал для ведьмака Айвар аб Фердох. Его, наверное, просто распирало от желания отомстить парню, который много лет жил на Лахлине, под боком у поборников, и умудрился уцелеть. Эта жажда расплаты была настолько сильна, настолько всеохватывающа, что он даже не задумывался над тем, к каким ужасным последствиям может привести осуществление его плана. Имар хорошо знал историю — настоящую, неприкрашенную. Он знал, какими безжалостными становятся ведьмы, когда убивают одну из них. Ему было известно, что до восьмого столетия на Лахлине рождались маленькие ведьмы, взрослые приходили их забирать, и каждый раз это превращалось в небольшую, но ожесточенную войну. В последний раз, в 714 году, случилось так, что новорожденная девочка погибла. Тогда три десятка озверевших ведьм разрушили половину Рехрайна и полностью уничтожили целых одиннадцать поборнических когорт, высланных против них руководством Конгрегации. Следующие поколения поборников заставили народ позабыть об этом позорном поражении, а со временем забыли и сами. Им было невыносимо осознавать, что их власть на Лахлине сохранилась только из-за нежелания ведьм брать на себя лишние хлопоты — они посчитали, что лучше отгородить остров Барьером, чем завоевывать его и пытаться перевоспитать упрямых лахлинцев.
Да и сравнительно недавние события, связанные с рождением ведьмы Шайны и ведьмака Бренана, свидетельствовали о том же. Имар был королем, поэтому сразу понял, почему наделенные властью старейшие скрыли от остальных ведьм, что Искра прорвалась за Барьер. Они полностью отдавали себе отчет в том, что сейчас не начало восьмого столетия, а конец семнадцатого, и спасательная экспедиция вроде тогдашней обойдется уже не в несколько тысяч жизней, а в десятки, даже сотни тысяч. Поэтому отправили на Лахлин только одну ведьму и решили пожертвовать ведьмаком — лишь бы избежать кровопролития.
Но Айвар аб Фердох этого не оценил. Он жаждал любой ценой убить ведьмака, которого считал своей законной добычей, и ему было наплевать, как отреагируют ведьмы. А вот Имара это очень волновало. Он мало знал о ведьмах, но в одном был точно уверен: мужчина-ведьмак значит для них не меньше, чем полноценная ведьма. А может быть, даже больше — ведь сестер у каждой из них свыше четырех сотен, а братья появляются лишь изредка, в среднем раз в полтора столетия. Если Бренана аб Грифида заманят на Лахлин и тут убьют, то старейшие никоим образом не удержат ведьм от мести. Сюда их прибудет уже не три десятка, а как минимум сотня, а может, и две. Их не остановят никакие молитвы праведников, тем более что праведники на Лахлине большая редкость, тут обитают в основном фанатики…
Раздался стук в дверь. Ожидавший этого Имар немедленно ответил:
— Да, можно.
В кабинет вошел пожилой человек в черной мантии государственного служащего. Он почтительно поклонился Имару, а Айвару аб Фердоху лишь свысока кивнул. Королевские министры неприязненно относились к верховному поборнику — речь шла не о конкретной персоне, а о должности вообще, поскольку по закону верховный поборник одновременно исполнял обязанности лорда-канцлера. Как канцлер, он руководил министрами, но не имел полномочий назначать и увольнять их, это была прерогатива короля. Такое двойное подчинение приводило к частым конфликтам внутри правительства и давало Имару серьезный рычаг влияния на неконтролируемого им верховного поборника. Айвар аб Фердох знал, что через своих министров король может заблокировать работу правительства, а потом поднять перед Поборническим Советом вопрос о его некомпетентности.
