Вероника Иванова - Право учить. Работа над ошибками
Стир’риаги повторяет:
— Не осуждаешь. Потому что знаешь причину моих деяний?
— Я знаю, что она весома. Этого довольно.
— И твоё сердце не рвётся из груди от ненависти или от радости, что я скоро умру?
Присаживаюсь на край стола и устало замечаю:
— Радоваться стоило бы, убивая врага собственными руками, а не глядя, как это делает тот, кто оказался расторопнее тебя.
Кашляющий смех одобрил мои слова:
— Снова верно... Прости, что не дождался твоего удара, а принял чужой.
— Мне нет дела до тебя и твоей жизни, разбирайся с племянниками и Советом. Я не буду мстить. Не за что, да и... Похоже, ты сам себя наказал.
— Да, сам. И горжусь этим. По собственной воле выбрать путь к смерти дорогого стоит. Но вот смерть... — Эльф сжал пальцы на подлокотнике. — Смерть я тоже выберу сам, потому что ожидающая меня дама не в моём вкусе.
— Как пожелаешь.
— Но мне понадобится твоя помощь.
Насмешливо сдвигаю брови. Помогать врагу? Можно. Если моё участие продвинет его дальше по пути к поражению. Но в иных делах... Увольте.
Мой собеседник чувствует, что выбрал не то слово, и исправляется:
— Нет, твоя милость.
Стир’риаги сползает с кресла и, путаясь в складках покрывала, опускается на колени.
Что он делает? И почему сердце начинает прижиматься к рёбрам и надсадно ныть?
— Я прошу тебя.
— О чём?
— Проведи меня за Порог.
— М-м-м?
Ну и просьба... Впору либо горько рыдать, либо задирать нос и пыжиться от гордости, потому что в проводники за Порог берут не каждого. Вернее, не берут, а почтительно просят оказать последнюю и самую драгоценную честь. Такой обычай существует и у некоторых людских племён, но эльфы придумали его много раньше, а красивая фраза на самом деле означает простое: «помоги мне умереть».
Когда воин понимает, что его раны невозможно исцелить, а сил поднять клинок нет... Когда честь запятнана и не подлежит очищению, но тяжесть самоубийства станет неподъёмным грузом... Когда нужно умереть достойно и с лёгким сердцем, ищут того, кто сможет помочь. Того, кто нанесёт решающий удар, избавляя от страданий душу и тело. Обычно на эту роль назначают близких друзей, боевых товарищей, возлюбленных — тех, кто не сможет отказать. Но просить о милости своего врага? Что ж, Стир’риаги удалось меня удивить. А удивление заслуживает быть оплаченным. Сторицей. Однако должна быть причина.
— Я подумаю. Но прежде ты объяснишь, почему просишь меня, а не кого-то другого.
Эльф кивнул, пошатываясь, поднялся и распахнул покрывало, обнажая грудь. Сзади, там, где нашу беседу слушал принц, раздался сдавленный испуганный возглас. И было отчего: плоть листоухого походила на изъеденную короедами поверхность бревна. Каверны, выемки, просевшая, словно под ней ничего не было, кожа — зрелище не из приятных. И чем ближе к сердцу, тем больше повреждений: отдельные провалы, казалось, доходили до самых рёбер.
Спускаюсь вниз по ступенькам Уровней зрения, туда, где становятся различимы Кружева крохотных, почти безмозглых, но зато безжалостных существ, исполняющих приказ своего господина. Вряд ли некромант мог ожидать подобного исхода, хотя надо было понимать: плоть листоухих рождается и живёт по несколько иным законам, нежели плоть людей.
Кровь эльфа не растворила в себе отраву, и второго Кружева Разума не возникло; пришельцы пожирали место своего обитания, но не плодились, оставаясь разрозненными группами. Если «милорд» желал подчинить себе Стир’риаги при жизни и в посмертии, то затея с треском провалилась. Эльф умрёт, но и его тело будет разрушено в прах.
— Ты хочешь, чтобы Совет узнал обо всём ЭТОМ?
Листоухий вздрогнул, хотя я задал свой вопрос вовсе не из желания причинить боль или озадачить — честным эльфам нет никакого прока в знаниях о яде, проникающем в кровь незаметно, безболезненно и неотвратимо. Потому что любое знание о способах достижения смерти рано или поздно захочется применить по его прямому назначению.
— Нет.
Верное решение. Однако разговор с племянником всё же должен состояться, и чем раньше, тем лучше:
— Ты сможешь поговорить с Мэем сейчас?
Стир’риаги качнул головой:
— Если таково твоё желание.
— Я не желаю. Просто спрашиваю. Времени не так уж и много... Особенно у тебя.
— Да, времени немного. — Он снова запахнул покрывало. — Позовёшь?
— Разумеется.
Направляюсь к двери и слышу робкое:
— А что со мной?
Ах да, есть же ещё его высочество...
— Думаю, вам не стоит присутствовать при разговоре двух родственников. Идёмте.
Мэй уже не лежал, а сидел на кровати, но с прежней хмурой миной на лице. Все дети одинаковы: стоит миру вокруг них повернуться в другом направлении, как рождается смертельная обида на всё и вся. Хорошо хоть бусину не выкинул. Правда, белый шарик лежит рядом с ладонью эльфа, не в ней. Брезгует? Боится? Пусть сам выбирает причину своих поступков. Но лишь после того, как завершит более важное дело:
— Твой дядя поговорит с тобой. Прямо сейчас.
Недоверчиво поднятый взгляд, не узнающий меня.
— На первом этаже, правый коридор от входа. Там одна лишь открытая дверь.
Выражение лилово-серебряных глаз не меняется.
— И поторопись, если хочешь успеть.
Он спросил бы, успеть «что» или «куда», но не решается. Поднимается на ноги, проходит мимо. На мгновение замедляет шаг, но, может быть, мне это только кажется? Ведь скрип ступенек уже затихает где-то внизу...
— У тебя много друзей-эльфов?
Следовало бы усмехнуться, но лучше придержать ехидство при себе: мальчик и сам не понимает, что в невинном вопросе звучит не интерес касательно расы моих многочисленных знакомых, а завистливое сожаление об отсутствии таковых у вопрошающего.
— Вообще-то, именно эти двое скорее мои недруги.
— Почему?
— Потому что мы по-разному видим одни и те же вещи... Присаживайтесь, ваше высочество, пока есть свободная минутка, стоит использовать её для отдыха.
Рикаард подумал над моими словами и примостился на краешек кровати, но тут же снова пустился в расспросы:
— А что потом?
— Потом?
— После отдыха?
Опираюсь спиной о стену рядом с дверным проёмом.
— Какая разница?
Мальчик с видом знатока поясняет:
— За отдыхом всегда следует труд. Меня так учили.
Не могу удержаться, чтобы не съязвить:
— Ах, вас всё же чему-то учили...
Щёки его высочества оскорблённо вспыхнули румянцем:
— Я...
— Простите. Прошлые события, сопровождавшие наши встречи, не давали повода задуматься о глубине ваших познаний... в разных предметах.