Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – конунг
– Ты был хорош, – сказал я. – Как и раньше.
Он вытащил из туго набитой сумки одного из нападавших что-то вроде морковки и медленно пошел к коню, часто останавливаясь и приговаривая все ласковые слова, которые знал. Конь слушал недоверчиво, но на морковку поглядывал внимательно.
Ордоньес с недоверием осматривал себя, щупал свежие шрамы. На меня взглянули глаза, полные удивления.
– Что тут за королевство? Все зажило лучше, чем на самой плохой собаке!
– Нравится королевство? – спросил я многозначительно. – Присматривайтесь, присматривайтесь.
Он насторожился.
– Зачем?
– Так… на всякий случай.
Он покачал головой.
– Ну и загребущий вы, сэр Ричард. Что, и это плохо лежит?
Я ответил очень благочестиво:
– Господь создал этот мир и велел нам ухаживать за ним, выпалывать сорняки и делать его лучше. Вот я и того, как верный и последовательный сын церкви… Да ладно вам, Ордоньес! Видно же, что шучу. И с маркграфством никак не разберусь, а еще и маркизат ждет, там еще пахать и пахать до полного процветания…
Он вздохнул с облегчением.
– Да, это да. Нам всем хочется утереть нос всем в королевстве, кто гнушается нами. И кто отправлял в Черро только преступников.
Бобик понуро сидел возле Зайчика и смотрел на меня с немым укором. Мне стало неловко, пробормотал:
– Я тоже не все делаю, что хочется. Так что не надо эти глазки. Вся жизнь такая: хочется одно, а делается другое. Ладно, теперь беги гуляй.
Он сорвался с места, Торкилстон уже поймал коня, проверил все его сумки, после чего с торжеством пересел на трофейного, а своего повел в поводу.
Ордоньес на обратном пути орал песни, подбрасывал трофейный меч и ловко хватал за рукоять. Торкилстон загадочно улыбался.
Бобик по дороге перехватил бросившегося на меня некого вурдалака, удавил и смотрел нерешительно, помня, что я обычно отказываюсь принимать добычу.
– А этого возьму, – сказал я. – Ты молодец.
Он обрадованно подпрыгнул, завизжал счастливо и понесся вокруг все расширяющейся спиралью.
Вурдалака я забросил позади себя на конский круп, так и въехали через ворота. Народ снова ахал, дивился, но разбегались при виде Адского Пса.
На воротах дворца стражники забеспокоились, вытягивали шеи, стараясь рассмотреть мою добычу. Я сжалился и лихим жестом сбросил ее наземь.
– Дарю, – сказал я великодушно. – Посмотрите, что можно из этой зверушки… То ли жаркое, то ли шкуру на сапоги…
Они отскочили и побледнели, но вурдалак оставался недвижим, шея сломана могучими челюстями Бобика. Ордорньес захохотал и первым въехал в ворота.
На аллеях попадались придворные, что смотрели с великим неудовольствием, это дорожки для пеших прогулок, но мы все трое деревенщина из захолустья, нам простительно, морды тупые, только внимательно всматриваемся в лица тех, кто обращает внимание на коня под сэром Торкилстоном.
Внизу у дворца к нам выбежал сэр Ашворд, как всегда, радушный и всем довольный, только в глазах метнулась тревога, когда рассмотрел сэра Торкилстона.
– Сэр Ашворд, – сказал я, – вы как-то странно посматривали на коня нашего друга… Вам он знаком?
– Да, – ответил он суетливо, – я уже имею честь быть знакомым с благородным сэром Торкилстоном. Вполне достойный человек, смею вас заверить.
Я поморщился.
– Вы поняли, о чем я…
– Конь? – переспросил он, глаза метнулись в сторону, я понял, что старается выиграть время.
– Да, конь, – сказал я.
Он отвел взгляд в сторону.
– Я видел его однажды. Вы правы, под другим всадником.
– А не можете вспомнить, кто был хозяином… этого всадника?
Он взглянул на меня коротко, в глазах промелькнуло нечто, но сразу же отвел их в сторону.
– Гм… не могу припомнить… Да и видел всего один раз… мельком, совсем мельком…
– А может, и не его, – сказал Торкилстон с иронией.
– А может, и не его, – подхватил Ашворд с благодарностью, не заметив насмешки. – Да-да, это было так мельком…
Мы покинули седла, конюхи разобрали поводья и увели, сэр Ашворд сделал галантный приглашающий жест в сторону раскрытых дверей. Мы больше ничего не спрашивали, а он в свою очередь словно бы не заметил, что теперь у нас на поясах мечи.
Ордоньес поднимался по ступенькам настолько серьезный и непривычно задумчивый, что Торкилстон спросил встревоженно:
– Что-то случилось?
– Да… – ответил Ордоньес тяжело.
– Что? Я могу помочь?
– Не знаю, – ответил Ордоньес. – Вопрос очень серьезный.
– Да что тебя мучает?
Ордоньес сказал со вздохом:
– Время обеда… Никак не решу, сейчас нажраться, чтобы ремень лопнул, или же дождаться приема у короля. Как думаешь, кормить будет?
– Наверное, – сказал Торилстон разочарованно.
– Тогда, может быть, не есть сейчас? У короля вкуснее?
Торкилстон отмахнулся, мы шли через залы, придворных не очень много, стоят обычно группками, перешептываются, все обратили внимание на необычных гостей, мы задрали носы и двигались гордо, как вдруг из соседнего зала вышла группа закованных в железо воинов, впереди взбешенный барон Унгер, весь в черном железе, только шлем за ним несет молодой воин, не сводя с повелителя преданного взора.
Он издали узнал меня, ускорил шаг и взревел так, что под сводами заметалось эхо:
– Ты!.. Посмел!.. Да я тебя…
Я отодвинул в стороны Торкилстона и Ордоньеса, что уже взялись за рукояти мечей.
– Не мешайте. Пусть орет.
Барон надвигался на меня огромный и с выкаченными глазами, губы трясутся от бешенства, я ощутил прилив жгучей ненависти, ненавижу таких, ненавижу с детства, всегда мечтал поквитаться, и пусть это не тот, но все равно такая же сволочь…
Я сказал холодно и надменно:
– Не брызгай слюнями, смерд. А то велю выпороть на конюшне.
Он задохнулся в бешенстве, лицо побагровело. Глаза стали еще больше, не может поверить, что кто-то смеет перечить тому, за чьей спиной маячит грозная фигура герцога Хорнельдона.
– Ты сейчас умрешь!
– Ты дурак, – сказал я так, чтобы услышал он, и, улыбнувшись кротко, добавил: – И говно собачье.
Он завизжал, весь перекосившись, бросился на меня в диком бешенстве. Руки вытянул с намерением ухватить за горло. Лапы огромные. Ухватит – мало не покажется, я шагнул в сторону и дал ему подножку.
Упал с таким грохотом и лязгом, словно обрушился стенобитный таран, там взревел и начал тяжело подниматься. Его воины поспешно образовывали вокруг нас широкий круг.
Я сказал громко:
– Как видите, я не хочу драться. Будьте свидетелями.
Кто-то крикнул с презрением:
– Дерись, трус!
Его поддержали другие голоса:
– Побудь хоть немного мужчиной!
– Не позорься!
