Андрей Егоров - Путешествие Черного Жака
КАТАРСКОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО
Были люди, помнившие, как он вошел в острог первый раз, молодой, беззаботный, не думавший ни о своем преступлении, ни о наказании. Он выходил седым стариком, с лицом угрюмым и грустным.
Достоевский. Записки из мертвого домаЯ брел в неизвестном направлении. Мне было все равно, куда пойти. Я просто переставлял ступни, налитые свинцовой тяжестью, по булыжникам мостовой, и слезы катились по моим щекам. Лишившись дара, что я собой представлял? Я внезапно ощутил, какими беззащитными могут чувствовать себя люди, они даже не могут себя защитить в момент смертельной опасности. Я тоже теперь запросто могу погибнуть, если какому-нибудь негодяю вдруг захочется меня ограбить. Даже если я раздобуду оружие, мне вряд ли удастся уцелеть в поединке – техникой фехтования я владел очень плохо. Значит, надеяться мне стоит только на свою силу и выносливость… Сколько я себя помнил, мой дар колдовства всегда был со мной, и я, обладая им, всегда был во всеоружии. Теперь же я ощутил себя неполноценным, утратившим одно из основных свойств своей натуры…
О да, быть может, было не слишком хорошо с моей стороны смыться из отчего дома, к тому же из-за горячности моего друга Ракрута де Мирта была убита Габи, чего я сам себе никогда не прошу, но вот так расправиться со мной, лишить меня дара творить знаки… Это была поистине страшная месть. Тереса лишила меня возможности защищаться и, в конечном счете, жить…
«Интересно, долго ли действует это заклятие? Может быть, к концу дня моя магическая немощь пройдет? Тогда следует поберечь себя. Может быть, забиться в какую-нибудь нору и отсидеться, пока дар не вернется ко мне? Но что если так останется навсегда?! Что мне делать в этом случае? Жить, подобно простому смертному?»
Чтобы не переживать потерю столь сильно, я снова отправился в кабачок промочить горло. К тому же меня не оставляла надежда, что там я смогу обнаружить Падалу и Мерлу и вынудить их связать меня с Тересой, которая, быть может, простит меня и окажется в силах вернуть мне мой скромный дар…
Дорогу мне неожиданно преградили целые толпы народа. Горожане стекались к центру Катара. Подчинившись движению толпы, я пошел в окружении сотен людей к дворцовой площади и через некоторое время узнал, что в ближайшее время здесь состоится коронация.
Дворцовая площадь была от края до края запружена народом. Толпы людей явились сюда, чтобы поглазеть на редкое действо.
Чего-чего, а зевак в Катаре было хоть отбавляй. Достаточно сказать, что на публичные казни являлось полгорода. Они стояли и улюлюкали, пока топор палача не опускался на напряженную шею осужденного.
Некоторое время я проталкивался вперед, активно работая локтями и позабыв про осторожность. Мне и самому было любопытно посмотреть, что будет происходить – не каждый день оказываешься на таких торжествах. К тому же в толпе я разглядел аппетитную барышню, чьи несомненные достоинства даже на таком расстоянии внушали мне сладостный трепет, что же будет, когда я окажусь вблизи и смогу положить ладони на эти очевидные прелести.
Между тем действо уже начинало разворачиваться. Несколько всадников старались расчистить для придворной свиты больше места, но у них ничего не вышло. Они гарцевали вдоль толпы на скакунах пегой масти, – в Катаре этот окрас считался признаком лошади благородных кровей, – и охаживали кнутами слишком ретивых горожан, которые не сумели вовремя вжаться в толкавших их в спину зевак.
Несколько сот придворных заняли свои места вокруг огромного трона, отделанного бордово-красным бархатом и золотом. Выглядели они франтовато в белых рейтузах и пышных париках. Да и вели себя соответствующе. Даже толстый с багровым лицом детина, на котором можно было вспахать целое поле, изящными жестами посылал толпе воздушные поцелуи.
Народ Катара шумел и неистовствовал. Какой-то фанатик бешено орал:
– Да здравствует король!
– Он еще не король, – резонно возразил ему кто-то.
– Он король! – проорал в ответ фанатик. – Коро-о-оль по праву рождении-им».
Один из вельмож, с длинными тонкими ногами, затянутыми в светлые рейтузы, вынес лежавшую на обшитой бахромой подушке корону из белого золота – символ монаршей власти и могущества. Толпа притихла. Все ожидали появления короля, но он не сильно спешил предстать перед лицом народа, наверное, его наряжали в расшитую золотом мантию. Наконец король появился. У него было удлиненное злое лицо с голубыми глазками и тонкие пальцы, унизанные золотыми перстнями.
– Это что, король? – спросил меня кто-то.
Я обернулся и увидел сутулого типа с помятым лицом и высокими залысинами в клочковатых седеющих волосах. Вид у него был такой жалкий, что я не смог не ответить.
– Да, похоже, король…
– Старый был посолиднее. – Он протянул мне влажную ладонь: – Олафет…
– Жак.
– Очень приятно, Жак, не правда ли, волнующее зрелище?
– Возможно. Я только недавно приехал в город, сейчас мне все кажется волнующим.
Олафет с интересом уставил прямо на меня мутновато-голубой глаз.
– Интересно, – проговорил он, – чем все это закончится… В прошлый раз убили короля… Старшего брата нашего Людовика. Теперь вот опять коронация.
– Надеюсь, все закончится хорошо для королевства…
– Надеюсь. – Во взгляде моего собеседника почудился какой-то подвох, тем не менее я не придал значения странному выражению его лица.
Мало ли что могла выражать его жалкая физиономия.
Король воздел руку, чтобы поприветствовать придворных, чем вызвал новую волну восторга и ликования. Он уселся на трон, в ладонь его вложили золотой жезл – символ монаршей власти. Наступила краткая пауза, корона была возложена на его маленькую голову и сразу сползла на левое ухо. Король – теперь его можно было так называть – поправил корону и задрал подбородок.
– Его величество король Людовик 22-й! – выкрикнул вельможа.
В этот момент Олафет принялся проталкиваться вперед.
– Пойду погляжу поближе, – буркнул он мне.
Я пристроился за ним, и мы стали стремительно приближаться к центру дворцовой площади. Наше продвижение привлекло внимание одного из всадников. Он с мрачноватым видом, восседая на крепком коне, смотрел, как мы проталкивались все ближе и ближе, пока не оказались в первых рядах. Здесь жалкий Олафет остановился, обернулся ко мне и подмигнул мутным голубым глазом:
– Гляди, что сейчас будет…
В этот момент меня впервые охватило беспокойство. Я ухватил его за рукав засаленной грязной куртки, но Олафет одним движением отпихнул меня и извлек из внутреннего кармана длинный стилет. Всего один жест – и стилет, просвистев в воздухе, вонзился в горло короля. Людовик 22-й охнул, да так и остался сидеть на троне, только руки его судорожно дернулись к горлу, но потом безвольно упали на подлокотники кресла, голова стала заваливаться набок, и корона покатилась по булыжникам Дворцовой площади.
