Ярослава Кузнецова - Что-то остается
— Что? — Альса мелко-мелко захлопала длинными ресницами, — Что?
— Домой — когда?
— В мае, как и рассчитывала, — губы неуверенно дрогнули — зародыш то ли улыбки, то ли жалобной гримаски, — В мае, Ирги. Еще есть время.
— А, — сказал я.
Время… Время — такая штука, барышня — то оно есть, да с избытком, а то — хвать! — ан нету его, все вышло. Песком сквозь пальцы, да еще и ладонь острым камешком обрезало. До крови.
Два месяца, даже больше. А потом — домой поедешь. Домой, барышня. Сталбыть — не место тебе в нашей со Стуро изгойской связке, и сама ты это понимаешь. Зачем же вернулась сейчас, Альсарена Треверра? Зачем пришла?
— Смотри, что я тебе привезла! — она положила оба свертка на стол, один размотала.
Куртка охотничья, из отличной выделки кожи…
— Примерь, тебе должно подойти, — суетливо натягивала на меня обновку, щебеча притворно-бодро: — Смотри, здесь вот кармашки, видишь, и капюшон, смотри, какой удобный, на шнуровке… — оглаживала куртец, прячась за пустые слова — не от меня, от себя самой прячась, — А вот, ты только посмотри, тут тоже карман, потайной. Можно чего хочешь держать — хоть… — я поймал бестолково мечущиеся ее руки, она вскинулась, — …кисет с табаком и трубку, — прошептали дрожащие губы, — хоть…
Глаза на мокром месте, молят отчаянно — сделай же что-нибудь!
Ох, Альса, Альса…
Шаг сделать — боязно? Боязно, девочка. Знаю. По себе. В Пропасть он, Шаг-то. В Бездну. Всегда. Иначе — не вперед, а на месте, а это, дружище, не Шаг.
— Себя понять не выходит? — спросил я на лиранате. — Вдвоем, может, лучше получится? — кивнул на закуток, чуть подтолкнул.
— Ох, Ирги… — она уткнулась лицом в новую мою куртку.
Я сжал хрупкие плечи под черным марантинским плащом:
— Давай. Семя Белого Дракона.
Ну, выше нос. Решить за тебя я не могу, прости, это каждый — сам должен. Только, если сейчас не попробуешь, хоть ногу над Пропастью не занесешь, если забоишься, отступишь — всю жизнь потом казниться будешь. Казниться да каяться. Вот что страшно, Альса. Это, небось, похуже, чем — в Бездну.
— Сейчас, — всхлипнув, она полезла в пояс, но вытащила не платок, а коробочку маленькую.
А из коробочки — пилюльку. Сунула в рот.
Ого!
— Вот это по-нашему, — я хлопнул Альсу по плечу, а она тряхнула на ладошку еще один коричневый шаричек.
И еще. И еще — сразу два.
— Ты что творишь-то?
Пока жуешь пилюли — туда идти не надо?
— На всякий случай, — бледно улыбнулась Альса, проглотила пятую пилюлю и решительно двинулась к печке.
Ох, бедняга. Тяжкая ей работенка предстоит. Изгнанник, в очередной раз убежденный, что боги шлют знак — енто вам не фунт изюму. Ладно. Ежели чего — я туточки. Рядышком.
— Эйа, звери, — прихватил — на всякий случай — бутылочку.
Собаки последовали за мной.
Присел я на крылечко, набил трубочку, высек искру. Решайте, ребята. В конце концов, это прежде всего касается вас двоих. Ну, а коли решите вместе держаться… Тут уж все трое думать станем. Как Второй Шаг делать.
Выбил трубочку, погладил Редду. Ун привалился к моим коленям, шумно вздохнул.
Ничего, звери. Ничего. Образуется все. Так или эдак, только — образуется. Обязательно, черт побери.
Альсарена Треверра
Темно. В закутке стояла темень, хоть глаз выколи. Войдя туда, однако, я переступила некую грань — возвращаться за светом было уже нельзя. А можно — идти только вперед. Как на Горячей Тропе. Только вперед, и будь что будет.
Я выставила руки, сделала шаг в темноту. Еще шаг. Почти сразу въехала локтем в какой-то угол. Полка. На ней — скляночки, забытые, полупустые. Ненужные.
Половину я посшибала. Попыталась ощупью восстановить порядок и посшибала остальные. Звяканье стекла резануло слух. Я повернулась спиной к полке.
— Стуро. Где ты?
Должен быть прямо передо мной. Здесь так тесно, что спрятаться негде.
— Стуро.
Шорох. Едва ощутимое движение воздуха. Тишина.
Протянула руку. Под ищущие пальцы попала прядь волос. Склоненная голова, ссутуленные плечи. Я осторожно присела на край постели, рядом со Стуро. Придвинулась поближе.
Он выпрямился. Плечо под моей ладонью окаменело. Я все равно погладила его, твердое и будто бы нечувствительное.
— Я пришла, Стуро.
Я остро чувствовала точки соприкосновения. Они стремительно нагревались. Вся остальная поверхность тела тоже нагревалась, ненамного отставая от означенных точек. Сердце уверенно набирало обороты.
Стуро глубоко вздохнул, — и… и ничего. Опять набрал побольше воздуха — и опять промолчал.
Я еще раз провела ладонью по застывшему плечу. Мне казалось — тепло перетекает из моих пальцев и проваливается в пустоту, нисколько не задевая сидящего рядом. Но потенциальные запасы огня во мне были ого-го какие! Кровь, перенасыщенная жгучим веществом, гнала по телу волны жара. Я вся взмокла. Быстро действуют пилюльки… что-то очень быстро…
— Я здесь, Стуро. С тобой.
Снова шумный вздох сквозь зубы. И — неожиданно:
— Я думал, не придешь… Ты — человек. Я — нет.
— Я пришла.
Внутри нарастало напряжение. Я дрожала. Подняла свободную руку, вытереть пот со лба, и чуть не выбила себе глаз.
— Не надо было приходить, — сказал Стуро. — Ты — в своей семье. В своем клане. Я — изгнанник.
Я помолчала, пытаясь придумать ответ. В ушах гремело, мешая сосредоточиться. Я закрыла глаза. Мерцание и всполохи под веками. Открыла глаза. Тоже самое. Повторила упрямо:
— Я пришла.
Почему-то в эту фразу укладывалось все, что обрывками всплывало из раскаленного варева внутри моей головы. Все, о чем стоило сейчас говорить, укладывалось в эти слова.
Я подождала, но дождалась лишь нового свистящего вздоха. Не понимаю. Контроль утерян. Его никогда не было, контроля. Горячая Тропа. Только вперед. Свободное падение. Только вниз.
Я кусала губы. Нервная неотвязная дрожь изматывала. Зря я глотала эту дрянь. Вдобавок ничего не видно. Глаз мозолило только крохотное пятнышко на периферии справа, долетевшее из освещенной комнаты.
Вожделенная же фигура находилась слева, и воплощала собой окаменевшего сфинкса.
Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь!
— Альса… — изрек сфинкс.
Долгая пауза.
Очень содержательно. Я застонала, но тут же стиснула зубы. Проклятье! Что, интересно, лопнет в первую очередь — сердце или голова?
Сфинкс шевельнулся.
— Альса… что с тобой?
— Мне плохо.
Движение мрака. Я подскочила от прикосновения. Невидимые руки мазнули по плечам, сжались. Разворот налево.
