Диана Удовиченко - Скитальцы
Боцман выгнал матросов драить палубу, чтобы экипаж не бездельничал. Я принимать в этом участие был не обязан и, стоя у борта, меланхолично наблюдал за морем, раздумывая: способен ли корабль лича идти без ветра или в штиль он так же беспомощен, как и обычный парусник? Вообще-то продавшиеся — очень сильные маги и вполне могут обладать какими-нибудь заклинаниями для того, чтобы заставить судно двигаться. С другой стороны, сохраняются ли у лича те знания и умения, которые были при жизни? Я понятия не имел. «Да плюнь ты, — говорила в сознании какая-то часть меня. — Ты ведь даже не знаешь, правдива ли легенда о Мертвом капитане». Но другая часть отвечала: «А как же быть с предчувствием? Я ощущаю приближение чего-то сверхъестественного».
Один из моряков отделился от толпы и подошел ко мне. Это был Дрыхач, которому я помог справиться с кошмарами. Матрос пробубнил что-то насчет штиля и мортова тумана, еще раз поблагодарил меня за совет и замолчал, переминаясь с ноги на ногу. По выражению его лица было понятно: он хочет еще что-то мне сказать, но не решается. В конце концов матрос собрался с духом и заговорил:
— Мне перестали сниться кошмары. Но я тут подумал, этот туман… Во сне на корабле был такой же… А вдруг сон сейчас сбывается?
В глазах матроса читался неподдельный страх. Человек с нетерпением ждал, что же я ему, как чародей, отвечу. Я не хотел пугать Дрыхача больше, чем он уже был напуган, поэтому улыбнулся и спросил:
— Тебе когда-нибудь раньше снились вещие сны?
— Нет, — немного подумав, ответил он.
— Вот и не волнуйся тогда. Судьбу могут предсказывать только ольды. А те, кто заявляет, что тоже на это способны, шарлатаны.
Матроса утешили мои доводы, и тревоги в его взгляде поубавилось. Еще раз поблагодарив меня, он вернулся к работе. Мои слова сняли камень с его души. Вот только у меня на душе становилось все тяжелее. Я продолжил наблюдать за моряками.
Работали люди без особого энтузиазма. Но отлынивать под пристальным вниманием боцмана было невозможно. Зак и Дак тоже принимали участие в общем деле. Близнецы драили палубу, не переставая вслух бубнить молитвы. В конце концов, это начало раздражать их товарищей, и братьев в нелестной форме попросили заткнуться. Они послушались, но по движению губ было видно, что близнецы теперь нашептывают молитвы про себя.
Так и пролетел этот день. Матросы работали, я наблюдал. Потом снова была книга по стихийной магии, а вечером — кислое вино и карты в кубрике.
Наутро, выходя из каюты, я встретил целителя, который был чем-то взволнован.
— Господин эльф, Блоху не видели? — спросил он.
— Нет, — ответил я.
Где б я его увидел, когда всю ночь спокойно спал у себя в каюте?
— Парнишка ночевал у меня, после кровопускания он сильно ослаб. Но с утра я его не нашел.
Интересно, сколько же этот здоровяк пустил ему крови, что мальчишка ослаб?..
— Пошли искать, — сказал я.
Вместе мы поднялись на верхнюю палубу. Ветер так и не появился, и туман никуда не исчез, он будто стал даже гуще.
На палубе мы увидели боцмана. Дайфа, кажется, даже обрадовало, что экипажу можно дать еще какое-то задание, помимо мытья палубы. Он тут же приказал матросам искать Блоху. Людям тоже понравилась мысль заняться чем-то другим, и все тут же бросились обшаривать корабль, хохоча и отпуская грубые шуточки. Однако через несколько часов веселья поубавилось. Обыскали каждый уголок, но мальчишку так и не нашли. Можно было сказать точно: на борту его нет. Юнга пропал бесследно.
Глава 10
Они были где-то рядом. Они. Невидимые смотрели на меня, ловили взглядами каждое движение. Ждали. Чего? Оплошности, срыва, страха? Они молчали, но говорили со мной. Я не понимала ни слова, да слов и не было. Я не слышала ни звука, но знала: они говорят. Ощущала кожей. Они пели. И эта песня, холодная, беззвучная, но оглушительная, убивала мою душу. Они убивали…
Больше не в силах выдерживать леденящий ужас, я во все горло заорала, дернулась, вырываясь из невидимых скользких лап… и проснулась, обнаружив себя упирающейся носом в доски палубы. Над головой раскачивался гамак, из которого я выпала во сне.
— Приснится же такое, — пробормотала я, с облегчением ощущая, что страх исчез, а вместе с ним и тошнота, мучившая меня столько дней.
Я поднялась и вышла на верхнюю палубу. Вокруг царила суета: моряки обшаривали судно, явно в поисках чего-то или кого-то. Наверху я встретила Лэя. Эльф был очень расстроен: взгляд виноватый, лицо вытянулось в несчастной гримасе, даже уши вроде бы прижались к черепу, как у испуганного зверька.
— Он точно спрыгнул за борт, — пробормотал друг в ответ на мои расспросы. — А все из-за меня! Как я мог не проследить за мальчишкой! Как доверил его этому коновалу…
Выяснилось, что пропал малолетний юнга. Выслушав рассказ Лэя, я задумалась. Оказывается, недобрые предчувствия одолевали не только меня и эльфа, но даже некоторых людей. А юнга вон вообще обезумел и ночью прыгнул в море…
На «Челесте» эти ощущения были вполне оправданны и объяснимы: вряд ли найдется тот, кто испытает радость в подобной ситуации. Но вот то, что предчувствия не исчезли до сих пор, а наоборот, еще и перекинулись на людей, очень настораживало. До сих пор я из-за морской болезни не могла толком оценить положение дел, единственным доступным мне ощущением была тошнота. А вот теперь предчувствие чьего-то приближения вернулось и встало передо мной во всей красе.
— Мара, у тебя в племени был шаман? — спросил ушастик.
— Да, конечно…
— Не помнишь, он что-нибудь говорил о подобных явлениях? Ну о зверином, неуправляемом страхе?
Еще бы! Перед мысленным взглядом сразу же появилась тощая фигура Одноглазого Улафа. Колдун прохаживался перед отрядом, то и дело останавливался, чтобы посмотреть в лицо кому-нибудь из молодых воинов. Ни один орк не мог выдержать взгляда его единственного глаза.
— Вы должны прислушиваться к себе, — поучительно говорил он. — От этого зависит жизнь ваша и ваших товарищей. Помните: вы — орки, вам от рождения дано чутье воина. Это значит, вы умеете угадывать врага еще до его появления.
Старый Бертард, стоявший во главе отряда, согласно кивнул, подтверждая:
— Если бы не оно, давно бы уже нас ятуны сожрали…
— Ятуны. Их мы особенно остро чуем. — Одноглазый Улаф поднял кривой палец, погрозил оркам. — Потому что они — нечисть. Скажите, кого обжигает страх перед их появлением?
Мне было знакомо чувство мгновенного страха, который накатывал внезапно, потом уходил, оставляя злобу и ненависть. Но как признаться в таком? Промолчали и остальные молодые воины.