Андрэ Нортон - Тень Альбиона
— Монсеньор Талейран примет вас сейчас, месье Хайклер. И вас, мадам герцогиня.
Сара не знала, что в определенных кругах Шарль Морис де Талейран-Перигор носил прозвище «Черный жрец» (лишь отчасти он был обязан им своему духовному сану, от которого его отлучил Римский Папа), но по некотором размышлении она и сама могла бы его так назвать; хотя его светлые волосы уже начали отливать серебром и сам он разменял шестой десяток, Талейран по-прежнему сохранял свежее, наивное лицо добродушного сельского священника. Он спасся от террора, сделавшись его орудием, а затем, когда кровавое колесо революции совершило очередной оборот, он продолжил свою деятельность уже в качестве орудия террора императорского.
Талейран был одет в обычный черный костюм чиновника; руки затянуты в тонкие черные перчатки, а на шее красовался черный широкий галстук (некоторые утверждали, будто он носит черное, потому что на нем меньше заметна кровь — но, к счастью, до Сары эти слухи не дошли). Он сидел в простом деревянном кресле за простым деревянным столом в комнате, расположенной на первом этаже этой же самой башни. На столе стояла чернильница, лежали перья и бумаги — словно какой-то адвокат собрался записывать показания свидетеля.
Когда Сару ввели в просторное помещение, которое некогда, очевидно, служило гостиной, она огляделась по сторонам. Когда-то зал явно был роскошным, но сейчас на нем лежал тот же отпечаток неухоженности, как и на всем здании: высветленное пятно на голом деревянном полу свидетельствовало, что когда-то здесь лежал ковер, а многие створки высоких окон были вместо стекла затянуты пергаментом, и в зале царил золотистый полумрак. Искусная лепнина полуосыпалась, а обои были сорваны. Кто-то потрудился не то с молотком, не то с железным ломом над огромным беломраморным камином, и теперь сатиры и купидоны, украшавшие некогда фриз, были лишены глаз и жестоко искалечены. Огонь в камине не горел, и, несмотря на лето, в помещении было холодно.
— Добрый день, мадам герцогиня, — произнес Талейран на безупречном английском, когда Сару подвели к его столу. — Надеюсь, вам понравилось путешествие?
— Ах, прекратите этот дурацкий спектакль! — взорвалась Сара. — Вам прекрасно известно, что оно мне не могло понравиться! Меня похитили, опоили наркотиками — а если вы не знаете, как влияет на голову чрезмерное количество опия, то я счастлива буду вас просветить!
— У мадам сильный характер, — заметил Талейран. — Такой бывал и у других, когда их впервые приводили ко мне. Но не после этого.
— Если вы привезли меня сюда лишь затем, чтобы убить, — резко заметила Сара, — то позвольте указать вам на тот факт, что в пределах вашей досягаемости и так имеется множество людей, пригодных для этого упражнения. Меня же вам было нелегко заполучить.
— Но теперь вы здесь, — бесстрастно произнес Талейран.
— Да, — согласилась Сара. — И я хочу знать, чем это вызвано.
— Вы ей не объяснили? — спросил Талейран у мистера Хайклера.
— Я думал… думал, что это…
Впервые за все время их неприятного знакомства Сара увидела мистера Хайклера, не знающего, что сказать.
— Вы не думали. Ну что ж, месье Хайклер. Я и не прошу, чтобы все мои агенты умели думать. Вы можете идти. Я хочу побеседовать с герцогиней наедине, а затем у меня будет для вас новое поручение.
Боковым зрением Сара заметила, как лицо мистера Хайклера залила краска гнева. Но он явно не имел желания спорить с человеком, которого называл «монсеньор», а потому мгновение спустя Джеффри Хайклер достаточно овладел собою, чтобы натянуто кивнуть и выйти из комнаты.
— Теперь мы можем устроиться поудобнее, мадам, — сказал Талейран, как будто Сару не оставили стоять — а ведь она даже не успела подкрепиться той жидкой кашей, которую принесла служанка. — Я объясню вам суть дела.
Сара очень устала. Ею владел страх, и страх этот усиливался с каждой минутой, поскольку она чувствовала, что Талейран намного опаснее Джеффри Хайклера. Но на лице ее все эти чувства не отражались. Да, ее загнали в угол, и она во власти этого человека, — но Сара твердо вознамерилась действовать так, как действуют в подобной ситуации дикобразы и скунсы.
Она решила блефовать.
— Я не требую от вас сотрудничества, так что можете не волноваться по этому поводу, — сказал Черный жрец, убедившись, что Сара не намерена первой начинать беседу. — Что мне требуется, так это чтобы ваш муж отказался от своего донкихотского предприятия и явился сюда по вашим следам.
Талейран встал из-за стола и принялся расхаживать по комнате, разговаривая на ходу, словно профессор, читающий лекцию студентам.
— Вы, возможно, не в курсе, что вот уже несколько лет герцог Уэссекский является главным агентом короля Генриха, политическим деятелем без портфеля, человеком, который постоянно сует свой нос в дела суверенных наций, — убийцей, шантажистом, вором…
— В конце концов, он англичанин, — с легкой иронией произнесла Сара, как будто это все объясняло. — Но продолжайте, сэр, прошу вас. Насколько я понимаю, вы доставили меня сюда, чтобы исправить характер моего мужа?
Талейран остановился, и на его лице падшего ангела промелькнуло нечто, напоминающее выражение искреннего веселья.
— Можно выразиться и так, моя храбрая леди. Несколько дней назад я узнал, что последняя авантюра Уэссекса может нанести удар в самое сердце Франции. Месье герцог желает исполнить сыновний долг и завершить дело, начатое его отцом, — то самое, которое его и погубило. Обычно люди восхваляют подобные сыновние чувства, мадам герцогиня, но в данном случае я вынужден признать их предосудительными. Французские дела касаются только Франции, и если у герцога Уэссекского не хватит мудрости уразуметь это, то вы, дорогая леди, поплатитесь за это жизнью — как ни прискорбно мне об этом говорить.
Сара почувствовала, как у нее душа уходит в пятки, — но на лице ее это никак не отразилось. Она знала, что в характере ее мужа есть нечто загадочное… и эти его частые отлучки… Но услышать, как кто-то с такой прямотой обсуждает его преступления и его профессию!..
— В таком случае, — недрогнувшим голосом произнесла Сара, — с вашей стороны было бы куда разумнее убить моего мужа. Если, конечно, вы желаете добиться своей цели.
Она заставила себя застыть, как во время охоты. Впрочем, здесь тоже шла своего рода охота… Только вот кто здесь охотник, а кто дичь?
— Я вынужден признать, мадам, что здесь мы столкнулись с некоторыми трудностями, — сообщил Талейран, останавливаясь прямо перед ней. Он оказался спиной к окну, и на фоне золотого и серебристого света, проходящего через стекло и пергамент, его костюм казался черным пятном. Седеющие волосы вспыхнули металлическим отсветом. В этот момент Талейран напоминал не столько человека, сколько бездушное орудие Рока.
