Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха
— Сынком?
— Угу… Мы тоже удивились…
Агния замолчала. Было такое ощущение, что она заснула. Прутик постарался заглянуть в глаза ведуньи, и только потом понял, что она тихо плачет.
— Той ночью… той ночью, — проглотив слезы, попыталась продолжит рассказ Агния, — на дом напали. Я не видела их лиц, одно знаю, среди нападавших были эльфы.
— Эльфы!
— Да, они. Некроманты. У них ещё такие крылья за спиной… как у летучих мышей… Одного помню звали Арманд… Он был за главного. А ещё Арсен… Арсен ди Дюсер… Я запомнила его, поскольку он уж очень был красив… А вот глаза злые-презлые.
В некотором роде мне просто повезло. Кто-то из нападавших или пожалел тощую девчонку, или ещё по какой причине, но, в общем, меня бросили в подпол, а остальных, вместе с Перехтой жестоко убили, а тела сожгли.
Потом приехала Ядвига. Её люди перерыли всю избу сверху донизу. Собрали все книги, все записи, что были в доме.
— Меня на следующий день вытянули, приказали прислуживать гостям, — тут Агния нахмурила лобик. Лицо её стало похожим на мышиную мордочку. — Я подчинилась… жить-то хотелось…
— Так что искала Ядвига? — поинтересовался Прутик.
— Могу только предположить из обрывков разговоров между ней и теми эльфами, что они хотели выяснить тайны «оборотничества». Перехта, говорят, сильно на том зналась. А Ядвига из-за того, что желала лишь обогатиться (иначе зачем отправилась к князю да потом замуж за Мудрова вышла), так и не узнала всех секретов старой колдуньи. А ещё Ядвига упоминала как-то, что хочет уразуметь язык призраков.
Прутик напрягся, стал более собранным. Он даже дышать стали тише, лишь бы расслышать рассказ Агнии.
— Гости на следующий день уехали. Остались я да Ядвига.
— А Мудров? Её муж?
— Когда я поселилась тут, в Старой слободке, то узнала, что Глеб Мудров умер, причём очень странно умер. А его дети пропали… Люди во всём обвинили Ядвигу и она со своим сыном бежала. Где-то скиталась… Это она уже потом у нас в Темной чаще объявилась… Связалась с какими-то людишками да эльфами-некромантами.
А защитить нас было некому. Ведь в Глухомани почти никто не живёт. Места там заповедные, дремучие. Даже охотники не лазят. Боятся…
И не помогли ни заборы с черепами, ни Зубатые ворота. Магия тех эльфов была сильной. Слепая Перехта ничего не смогла поделать.
Меня по-прежнему Ядвига держала в подполе. А сама запиралась в комнате Перехты. Наверное, колдовала. Или варила зелья… И вот как-то ночью заявилась за мной. Говорит, мол, сейчас снова гости приедут. Живо накрой на стол, а потом спрячься, да так, будто и нет тебя тут вовсе. Я все сделала, ушла в соседнюю комнатушку. А там, видишь ли, было неприметное окошко. Через него всё слышно.
Нихаз меня тогда дёрнул! Эх, коли б вернуть то время! Проклятое любопытство… Да ты сам понимаешь, когда говорят, что нельзя, сразу хочется попробовать.
В общем, после полуночи заявились гости. Первым вошёл её сынок — Мстислав. Дородный такой, видный. За ним несколько эльфов. Я спряталась, жду, да слушаю…
Если судить по тону, то разговор у них был очень серьёзный. Они даже порой громко спорили. Повышали голос… Но вот говорили они в основном по-эльфийски. Лишь изредка забывались… Правда, в такие минуты разговор был о чём-то несущественном… Хотя… хотя, был один момент. Сейчас вот вспомнила. Кто-то из эльфов давал советы по поводу какого-то зелья. И после этого они все направились в комнату Перехты. Я обождала… потом решила подойти к дверям, подслушать.
Наивная дура! Вот дура! Чем думала! — Агния горько вздохнула.
— За дверями, — продолжала она рассказ, — доносилось слабое бормотание. Только прислонила ухо, а тут меня кто-то хвать за шиворот! Тут и сердце в пятки ушло. Даже взвизгнула от испуга.
Это был Мстислав — сын Ядвиги. Отворил он дверь и зашвырнул меня в комнату.
— Помню, как все вокруг сгрудились: и эльфы, и Ядвига… Глаза злые, будто я им что недоброго сделала.
Агния вдруг закрыла лицо руками и вновь заплакала. Так горько, так по-детски, что Первосвет вдруг поёжился, ощутив себя бессильным великаном. Его уши запылали «огнём», ноздри расширились, засопели. А далеко внутри загорелась яростная злоба… на Ядвигу, на Мстислава… на эльфов… Заскрипели нервно сжатые кулаки.
— Меня чем-то опоили, — проговорила Агния, сквозь слёзы. — Заставили проглотить всё до капли… А потом снова швырнули в подпол.
Я думала, это яд. Стали ныть кости, чесалась кожа… и даже волосы на голове болели… Вот только тронешь и болят!
Так плохо мне не было никогда!
А эльфы и Ядвига периодически приходили, смотрели. Качали головами, что-то друг другу рассказывали.
— Не знаю, сколько дней я провалялась там на земле. Может сутки, может и двое… Просто наступил такой момент, когда я вдруг очнулась… Гляжу, а тут… тут… тут это…
Агния показала руки.
— Погляди на пальцы, на спину… на хвост… Я и не человек, и не зверь. Уродина! У них, понимаешь, что-то не вышло… я так это поняла… И теперь… теперь я вынуждена скрывать от всех…
— Тихо… тихо… тихо…
Прутик прижал Агнию к себе и успокаивающе шептал на ухо одну и ту же фразу. А у самого мысли скачут, будто взбешённые кони.
— Я не знаю, каким образом выбралась оттуда… как сбежала… Просто очнулась уже аж на берегу Малиновки. Было утро. Гляжу в отражение в воде… на вот это всё… И понимаю: жизнь кончилась. Куда идти? Что делать? Кто поможет-то?
— Тс-с-с! Тихо… тихо… успокойся…
Прутик гладит по голове, успокаивает. Снаружи поднимается ветер. Снова блистает зарница надвигающейся грозы.
И Агния всхлипнула, закрыла отяжелевшие веки. Уставший разум потянул ко сну… На ухо убаюкивающе бормотал Семён… что-то про любовь… И Агния начала быстро-быстро тонуть в липкой ткани дремоты.
И снится ей неясный полузабытый родительский дом… отец, курящий трубку, сидя за столом… мать, которая ловко управляется у печи… где-то мурлычит кошка… в воздухе пахнет свежей сдобой…
— А дальше что? — спрашивает Агнюшка у матери, глядя в темнеющее окно.
— И пошла девчушка тропкой кривой…
16
В пепельно-сером предрассветном небе зыбились тусклые звезды. Из леса медленно-медленно выползал туман. Он тихо опускался на траву, на кусты, на дома, оплетая их тончайшим ожерельем прозрачных капелек росы.
Слободка спала. В окнах домов было темно. Кое - где лениво потявкивали дворовые собаки.
Дышалось как-то глубоко и свободно. Весна уже давно и полностью вступила в свои права. Чувствовалась её властная рука.
Прутик поёжился от всепроникающей сырости и ускорил шаг. Ночью лил сильный дождь, оставивший после себя глубокие лужи и непроходимую грязь.
