Олаф Бьорн Локнит - Конан и повелитель молний
– Потому что Клелия сказала? – мягко спросил Аластор.
– Потому что сама захотела, – тихо, но решительно ответила туранка, глядя в пол. – Всегда полагала: как глупы девицы, которые приходили ко мне и ревели в три ручья, утверждая – ой, без него жить не могу! Найди, верни! Когда ты пропал всего на три дня, мне стало страшно – вдруг я больше тебя не увижу?
– Я здесь… – Их разделяло всего три шага скрипучего пола, и пройти эти шаги оказалось легче легкого. – И больше никогда не стану исчезать без предупреждения.
– Станешь, – предсказательница отчаянно хлюпнула носом. – За тобой всегда будут тянуться какие-то тайны, старые враги, новые враги, подозрительные знакомые, долги, темные делишки… Только это не имеет никакого значения.
– Не имеет, – на редкость покладисто согласился Аластор. Сейчас он бы с радостью согласился с чем угодно.
– А я целоваться не умею, – обезоруживающе призналась Феруза, наконец поднимая взгляд, и застенчиво хихикнула. – Знаешь, я сидела и думала – эта госпожа, Клелия, она такая красивая, умная, знатная… Вдруг ты захочешь уйти с ней?
Снизу, из обеденной залы, донесся грохот, всплеск дружного хохота и залихватское бренчание струн виолы, немедля заглушённое разноголосым ревом, в котором отчетливо выделялся хмельной рык Райгархд.
– Мы – я и Клелия – однажды попробовали жить вместе, – Аластор протянул руку, дотронулся до плеча девушки и очень медленно привлек ее к себе. – Ничего не вышло, поэтому мы решили остаться друзьями. Клелия добрейшая женщина с золотой душой, но, к сожалению, чрезмерно упрямая, – он наклонил голову, бережно притронувшись к полуоткрытым губам Ферузы. Они оказались такими, как он всегда представлял – теплыми, чуть влажными, с неповторимым привкусом диких яблок.
Опытная в сотне иных вещей, гадалка поначалу стояла неподвижно, приноравливаясь к новым впечатлениям, и не сразу начала отвечать – неуверенно, боясь самой себя. Понадобилась целая вечность, чтобы убедить девушку в том, что никто не заставляет ее делать того, чего ей не хочется, и другая – пока она отважилась на первое робкое объятие.
Впрочем, предсказательница оказалась способной ученицей, быстро уловив, насколько сладкими могут быть поцелуи и какими возбуждающими – прикосновения. Когда Аластор украдкой распустил крепко завязанные шнурки на спине ее платья, стягивая ворох шелестящей ткани вниз, Феруза тихонько рассмеялась и сама подтолкнула его к постели. Они упали, превратившись в неразборчиво шепчущее, постанывающее, тихо вскрикивающее существо, мечущееся на скомканных простынях, и, наконец, замершее перед последним броском – туда, в темную, зовущую бездну.
«И ты в очередной раз потерял голову, – в комнате давно сгустились сумерки, но Феруза не обращала на это внимания, а Аластор с рождения хорошо видел в темноте. – Причем, надо признать, всерьез и надолго. Она мне нужна.
Может, я совершаю очередную ошибку, но, в конце-то концов! Неужели я не заслужил краткого отдыха от одиночества? Феруза, Феруза, что мы натворили…»
Он нежно провел ладонью по лицу вытянувшейся под ним девушки, убирая рассыпавшиеся густые пряди. В отличие от многих женщин, Феруза не закрывала глаз – слегка расширившиеся зрачки смотрели пристально, даже немного пугающе.
– Да, – беззвучно произнесла она, расслабляясь, и Аластор нетерпеливым рывком подался вперед, забывая обо всем, ибо в мире действительно ничто больше не имело значения. Ее руки на его плечах на миг сжались, он почувствовал впивающиеся ногти, услышал, как быстро и прерывисто она дышит, и прикусил губу, чтобы не закричать.
Время остановилось, вокруг заплескались ласковые, прозрачные волны Закатного Океана и увлекли их за собой.
Взгляд в настоящее: Вечеринка
В общем зале таверны «Уютная нора» царил радующий душу и глаз разгром, означавший, что, несмотря на поздний час, постояльцам не хочется расходиться, а потому выискивается любой предлог, дабы продолжить веселье.
Госпожа Клелия уехала, забрав с собой неразлучного Рейфа (судя по мелькнувшему на его бесстрастной физиономии разочарованному выражению, он бы предпочел остаться), но прежде переговорила с тремя людьми.
Вначале с Ферузой, после чего туранка поднялась наверх, а на ее осунувшемся лице блуждали недоверие пополам с безумной, отчаянной надеждой. Гадалка постояла возле дверей комнаты Аластора, прислушиваясь, стукнула кулачком по стене и вдруг едва ли не бегом умчалась в свое жилище. Оттуда она явилась в лучшем платье, какое у нее имелось, вошла к Альсу и заперла за собой дверь на засов.
Затем Клелия отозвала в сторону Малыша.
Этот разговор вышел кратким и деловым. Выслушав женщину, Конан молча кивнул, и на сем беседа завершилась. Очевидно, госпожа Кассиана и Малыш заключили между собой некую сделку, а теперь обговорили ее условия, найдя их приемлемыми.
Третья беседа состоялась с Ши. Вернее, не беседа, а сущий обмен любезностями. Ши вспомнил о брякнутом сгоряча обещании и, скрепя сердце, принес Клелии памятную шкатулку, содержавшую ее жемчужное ожерелье – порванное и ставшее усилиями Ферузы и Кэрли несколькими разрозненными нитями. Клелия заглянула в коробку, сокрушенно вздохнула, но рассыпалась в столь учтивых благодарностях, что вогнала обычно невозмутимого Ши Шелама в краску. Воришка, разумеется, умолчал о том, что десяток жемчужин покрупнее как бы сами собой завалились в его карманы.
Служанка Клелии, девица Лиа, после недолгого и яростного спора полушепотом выклянчила разрешение пробыть в таверне до утра с непременными условиями: вести себя примерно, не делать глупостей и после рассвета явиться к госпоже, желательно в целом и приличном виде.
Лиа решила, что все жуткие слухи о Шадизаре чрезмерно преувеличены. За ней наперебой ухаживали, рассказывали забавные и слегка неприличные случаи из жизни города и его обитателей, подливали вина…
Необходимую остроту происходящему придавало то обстоятельство, что столь необычные, приятные и остроумные собеседники являлись самыми настоящими грабителями, ворами, убийцами и мошенниками, и даже не думали это скрывать.
Поначалу Лиа изрядно опасалась за свою честь и кошелек (за кошелек побольше), но время шло, а ничего страшного не происходило – обычная гулянка, правда, несколько шумнее и бесшабашнее, чем она привыкла.
Благородное общество, включая девицу из Мессантии, быстро нагрузилось до приятного состояния, когда разум удаляется вздремнуть, и принялось чудить.
Спорили, кто больше выпьет, кто сумеет, не оступившись, пройти по нарисованной на полу углем черте, кто попадет кинжалом в подвешенную на веревке дыню, на которой криво вырезали ухмыляющийся рот и глаза. Принесли Аласторову виолу, всучили ее Джаю, как умеющему обращаться со струнами, и дружно проорали с десяток любимых в Шадизаре песен – от чувствительных до непристойных. Кэрли вознамерилась станцевать на столе, поскользнулась в лужице вина и упала прямо на ничуть не возражавшего Ши, быстро утащившего ее в уголок потемнее. Оттуда вскоре донеслись недвусмысленные повизгивания. Райгарх по-жеребячьи заржал и принялся давать советы, пока не получил от Лорны кружкой на лбу. К общему восторгу, тавернщица и вышибала подрались, используя в качестве оружия табуреты и подсвечники. В разгар сражения на них напал неудержимый смех, варварская парочка обнялась и рухнула там, где стояла.
