Диана Шипилова - Что будет, то будет
Вот только кому–кому, а студентам уж точно готовить подобные зелья было строжайше запрещено.
***
Северус снова не пошел на защиту от темных искусств. Он не мог себя заставить смотреть в глаза профессору Лэнсу — тем более что тот превосходно владеет легилименцией. У него не было сил вести себя отвратительно. Кроме того, Лэнс все равно должен был рассердиться за прогул.
Он знал, что у профессора Слагхорна первой пары не было, а это значило, что он задержится за завтраком… и неплохо задержится. О любви Горация Слагхорна к вкусной и изысканной еде сочинял байки весь Хогвартс. Таким образом, Северус получал время, необходимое на то, чтобы позаимствовать нужные ему ингредиенты из профессорского шкафа.
В этот раз все прошло неожиданно просто. Он поежился, вспомнив, как в прошлый раз его застукал Пивз и едва не растрезвонил об этом на всю школу. Северус тогда в последний момент успел оглушить полтергейста, а потом засунул его в ближайшие доспехи, так что у Пивза, пришедшего в себя, своих проблем хватило. А сегодня он сумел добыть все, что нужно, без проблем. Рецепт он сохранил еще с прошлого раза.
«И как может Слагхорн так безответственно к этому относиться? — думал Северус. — В Хогвартсе кто угодно может варить что угодно! Я бы на его месте ни за что бы этого не допустил. Хотя скорее будет доказано существование морщерогих кизляков, чем я окажусь на его месте».
Северус вошел в свою спальню, запечатал за собой дверь паролем, развел под котлом магический огонь и приступил к изготовлению омицидиума.
Зелья, которое должно убить его нерожденного братика или сестренку.
***
На остальные занятия Северус тоже не пошел. Отчасти из‑за зелья, которое нельзя было оставлять без присмотра, отчасти из‑за того, что он не хотел никого видеть. Однокурсники, к тому же, вряд ли будут страдать от его отсутствия. По крайней мере, никто не хватился его за обедом, никто не стучал в дверь, хотя до него доносились оживленные голоса из гостиной. «Наверное, обсуждают эту Блэк и ее письмо, — устало подумал Северус. — Повезло ей с женихом, конечно… И как им не надоело? Своих дел, что ли, нет?» Но в глубине души мелькнула мысль, что лучше уж не иметь никаких дел и перемывать косточки всем подряд, чем оказаться в его ситуации. От этого настроение Северуса окончательно испортилось, потому что он терпеть не мог завидовать тем, кого презирает.
После обеда, часа в четыре пополудни, омицидиум был готов. А у Северуса вдруг прорезался зверский голод. Он вспомнил, что ничего еще сегодня не ел, и пожалел о пропущенном обеде. Но делать было нечего. Стараясь не отвлекаться на неожиданно навязчивые мысли о еде, он осторожно перелил буро–зеленое зелье в пузырек, тщательно запечатал его и пошел в совятню.
Зимнее солнце, клонившееся к закату, заливало теплым оранжевым светом пустынные коридоры Хогвартса. Но Северус не мог перестать дрожать. Он осторожно продвигался вперед, следя за тем, чтобы не наткнуться на Прингла. Спутанные волосы чуть ли не полностью закрывали его лицо. Почему‑то за такой импровизированной завесой Северус чувствовал себя увереннее. Добравшись до совятни, он перевел дыхание, вытащил пузырек с омицидиумом и осторожно принялся его запаковывать. Получился довольно‑таки внушительный мягкий сверток. Северус уже выбрал сову и собрался было отправить ее к матери, но внезапно вспомнил, что она просила написать хоть что‑нибудь.
Со вздохом он подошел к полке, взял с нее лист пергамента и перо с чернильницей, разложил все на низеньком столике у стены и задумался.
О чем ему вообще писать матери? «Здравствуй, мама, у меня все нормально. Правда, эти идиоты мародеры надо мной постоянно издеваются, но это ведь еще с первого курса, поэтому я привык. Еще я никак не могу выбросить из головы своего нового преподавателя — профессора Лэнса. Ты его знаешь, вы еще вместе играли в плюй–камни. Правда, я тут узнал о проклятье, которым меня наградили твои родители, так что он, получается, должен умереть. Это не считая того, что он преподает защиту от темных искусств, то есть больше года ему здесь не протянуть в любом случае». Северус саркастически усмехнулся, представив себе свою мать, получающую такое письмо. Он окунул перо в чернильницу и стал писать.
«Здравствуй, мама, посылаю тебе зелье, которое ты просила. Надеюсь, все пройдет нормально. У меня, в общем‑то, все хорошо. Жалею только об одном: что тебе не к кому было обратиться за омицидиумом шестнадцать лет назад. Северус».
Он запечатал письмо, привязал объемистый, но легкий сверток к лапе совы и отпустил ее в воздух. А потом развернулся к выходу и пошел обратно, едва сдерживая слезы.
***
Чем больше проходило времени, тем сильнее Северус сомневался в правильности своего решения ничего не говорить Лэнсу. Иногда, особенно бессонными ночами, на него накатывало непреодолимое желание рассказать ему все, чтобы было с кем поговорить об этом, чтобы он был не один… Но остатки здравомыслия подсказывали, что он просто хочет переложить свои проблемы на плечи других.
«Но это и его проблемы тоже, — возражал он себе. — Это ведь из‑за него все началось. Если бы он не предложил мне заниматься окклюменцией, то ничего бы и не было».
Никогда еще Северуса не раздирали такие противоречия.
Благоразумная часть его сознания, к которой он привык прислушиваться, во весь голос заявляла ему, что выбранная им тактика поведения все же является правильной. Но даже когда ему удавалось выбросить из головы картины гибели Лэнса, мысли, мучившие его, не уходили. Северус понимал, что единственный выход в данном положении — вести себя так, чтобы профессор Лэнс в нем разочаровался. Тогда проклятье перестанет ему угрожать, и с ним будет все в порядке. «И ты должен этому радоваться, Северус», — в очередной раз напомнил о себе рассудок. И Северус горячо с этим согласился.
Проблема была в том, что все его существо отчаянно восставало против этого. В этом году он, пожалуй, впервые в жизни был счастлив. Северус даже не мог себе представить, как он жаждал, чтобы его любили, ведь он постоянно твердил себе, что недостоин этого. Почему, ну почему Дамблдор не рассказал ему о проклятии раньше? Тогда он смог бы настроиться, подготовиться, да и вообще… ему ведь нечего было терять. А теперь есть!
Сознание Северуса разделилось на две части, которые вступили в жестокую схватку. Одна из них, казалось, испытывала наслаждение от беспрестанных унижений и напоминаний, что он — ничтожество и трус. Другая же хотела свернуться в комочек, забиться в укромное местечко и спрятаться от безжалостного пикирования, от невыносимой боли. Раньше Северус и не подозревал, насколько страшным оружием может быть слово. Он тщательно искал свои самые слабые, самые уязвимые места и беспощадно наносил по ним удары. Однажды, вымотавшись в бесконечной борьбе с самим собой, Северус подумал, что иные слова могут причинить боль не меньше, чем заклинание Круциатус. «Надо только знать, что именно сказать… это самое сложное. Хотя нет, в принципе, владея легилименцией…» Но додумывать эту мысль Северус не стал.
