Олаф Бьорн Локнит - Глаз Паука
…Тяжесть оков, каленое железо, ярость палачей. Позор поражения.
…Одиночество. Боль. Безумие. Пустота. Ужас изгнания.
…Восемь тысяч лет. Восемь тысяч!..
Теперь – он знал. Вспомнил. Вспомнил себя.
…Странный человек с изуродованным лицом – лишенный Силы маг или забывший себя воин, безумец, дерзнувший потревожить Око Бездны – исчез, сгинул неведомо куда вместе с талисманом. А там, где он только что стоял, распахнулось окно в Вечную Ночь, и в этом окне грузно ворочалось Нечто. Непостижимо огромное, черно-багровое, мигающее искрами далеких звезд.
Это длилось два-три удара сердца. Никто не издал ни звука – настолько неожиданно все произошло и настолько сильным было изумление – но этих пары мгновений загадочной Тьме хватило, чтобы развеять бесследно все проявления магии в подземном чертоге. Не стало призрачной вуали вокруг алтаря, обратились в прах последние неупокоенные, зашевелилась и вздохнула Клелия, погасло лезвие кинжала Кайлиени. (И Эсма Халед приоткрыла глаза, чего никто не заметил.) Потом дохнул ледяной ветер, принеся из невообразимой дали (миров? времен?) тяжелый железный лязг (цепи? ворота?), рванул, едва не погасив, пламя светильников, и на прежнем месте появился Хасти, белый как полотно и еле держащийся на ногах. Да еще Око Бездны по-прежнему парило над каменным кубом, сверкая, как маленькое зеленое солнце.
– Я вспомнил, – прохрипел Одноглазый. – Я все вспомнил! Я…
В следующее мгновение произошли сразу три вещи.
Раздался чудовищный рев, пронизавший весь громадный дом до самой крыши и слышный, должно быть, далеко за пределами поместья. Даже наверху этот жуткий звук весьма впечатлил месьора Рекифеса и его спутников, в подземелье же он был подобен грому. Вслед за тем от сильного удара вздрогнул каменный пол под ногами. Освещающие зал факелы погасли, опрокинулась половина масляных ламп. Кое-где в зале начал рушиться свод. Искатели Истины, вопя, бросились врассыпную. Их бегству ничего более не препятствовало, и, похоже, юноши и девушки из богатых семей были сыты запрещенным волшебством по горло. Все, чего им сейчас хотелось – побыстрее и подальше убраться с «Альнеры».
И никто не стал их задерживать – потому что гигантский паук из черного мрамора зашевелился, пытаясь выбраться на свободу из каменного плена. А из мрака вылетел здоровенный, как буйвол, туранец в серой кабе и с тяжелым ятаганом в руке.
* * *
– Что происходит? Хасти, какого демона ты творишь?!
– Помогите! Уберите от меня это!
– Проклятье, сматываемся отсюда! Где выход?
Орали все, кто во что горазд, и не слыша притом друг друга. Рейф кричал, что надо взяться за руки и всем пробираться к выходу; Аластор требовал, чтобы ему помогли вынести беспомощную Клелию; Кодо требовал, чтобы ему отдали на растерзание Аластора, а там будь что будет; Трижды Повешенный ничего не требовал, а просто ругался последними словами. Толчки продолжались. Дальний конец зала утонул во тьме, и неясно было, есть ли еще выход или он уже завален наглухо грудами камня, рухнувшего с потолка. В режущем глаз свете Ока было видно, что огромный паук уже выпростал две передние лапы размером с лошадиную ногу и пытается приподнять чудовищное туловище.
Во всей этой суматохе лишь два человека сохранили относительное хладнокровие. Одним из них был, как ни странно, Ши – одной рукой он крепко держал визжащую Юнру, другой что-то лихорадочно делал на одной из колонн; другой же была Эсма Халед, про которую все забыли. Поднявшись на ноги, она вычертила в воздухе сложный знак, и на белой стене фреска с изображением паутины стала разгораться синим огнем. Золотой паучок выполз из ее середины и проворно побежал по расширяющейся спирали, оставляя за собой яркий оранжевый след.
Маг высшей степени посвящения, посмотрев на шустрого паучка, понял бы, что имеет дело с редкой и сложной разновидностью магии, так называемым постоянным порталом. Эсма Халед собиралась воспользоваться им, прихватив с собой магический шар – при всем ее фанатизме приятная перспектива стать добычей для нарождающегося воплощения Великого Паука жрицу отнюдь не прельщала. Но сейчас между ней и Оком Бездны стоял Хасти, совершенно, правда, обалдевший – то ли от внезапно вернувшейся к нему памяти, то ли от случайно учиненной им катастрофы.
– Великие Небеса, да сделайте же что-нибудь! – отчаянно выкрикнул Рейф.
Навряд ли Хасти услышал его слова во все усиливающемся шуме, но «что-нибудь» он сделал. Увы, толку от этого «что-нибудь» вышло чуть-чуть. Око сверкнуло алой вспышкой, раздался короткий оглушительный свист, и жуткий, сводящий с ума рев обрезало, как ножом. Гигантский паук по-прежнему упорно выдирался на поверхность, только теперь делал это лишь под хруст взламываемого камня и вопли испуганных людей. И оставалось ему совсем немного.
Эсма метнула в Одноглазого трескучую синюю молнию. Хасти молча сложился пополам и рухнул навзничь. Бегом, насколько позволял вздрагивающий пол, жрица бросилась к драгоценному талисману.
Наперерез ей метнулись сочащиеся смертельным ядом клыки и рубиновые глазки Хозяина Великой Паутины – а навстречу им взлетел кривой туранский ятаган.
…Теймураз иль'Ваххаби потерял всю свою «гвардию». Большинство полегло под мечами живых и ржавыми ножами неупокоенных, а несколько уцелевших пустотников-Обращенных попадали замертво, стоило только Хасти коснуться магии Ока. Иль'Ваххаби остался один – слишком хороший воин, чтобы пасть в обычной схватке, он носил в себе недостаточно Пустоты, чтобы разделить печальную участь «серых». С самого начала, когда все пошло наперекосяк, он так и не смог пробиться на помощь Эсме: неупокоенные отчего-то кидались на него втрое злее, чем на прочих стражей. Теперь вот пробился, но поздно.
Со дня частично пройденного им ритуала Пустоты иль'Ваххаби почти не испытывал обычных человеческих чувств – по крайней мере, сколько-нибудь сильных чувств, затмевающих разум. Ему уже начинало казаться, что он превыше пагубных страстей. Превыше боли. Боли он и впрямь не ощущал, однако сейчас бесстрастный воин испытывал сильнейшее раздражение пополам с досадой. Все пошло прахом. Кто бы мог подумать, что слепая случайность да обычные люди, этакий вот сброд – воры да наемники – способны разрушить планы Вездесущего?!
Или, возможно, именно таков и был Его план, ибо кто может понять помыслы божества?
Так или иначе, теперь единственное, что осталось, это достойно умереть.
Ну не злая ли насмешка судьбы – быть сожранным тем, кому верно служил?!..
* * *
Неистовый туранец отвлек на себя чудовищное воплощение Хозяина – несомненно, ценой собственной жизни. Эсма вновь потянулась к талисману. И вновь неудачно. Чья-то сильная рука грубо отшвырнула жрицу прочь.