Макс Фрай - Наваждения
Я последовал его мудрому совету. Безмолвная болтовня с сэром Джуффином Халли оказалась хорошей таблеткой от всех горестей. Шеф заботливо снабдил меня несколькими дюжинами ехидных напутствий и более чем натуралистическим описанием бесчисленных страданий, предстоящих «бедному, бедному сэру Максу» на пути к Кумону.
Между делом я и сам не заметил, как перебрался на спину сюрреалистической зверюги, словно бы специально извлеченной из ночных кошмаров моего детства. Только попрощавшись с Джуффином и оглядевшись по сторонам, я с ужасом понял, что все уже случилось.
Уладас, где я теперь сидел скрестив ноги, немного отличался от того «двуспального дивана», на котором мне довелось вдоволь попутешествовать по городу. Это дивное сооружение было обнесено довольно высоким бордюром, превращавшим его в нелепое, зато совершенно безопасное подобие детского манежа. Выразить не могу, как меня это успокаивало: расстояние между моей задницей и земной твердью, по самым скромным подсчетам, достигало пяти-шести метров.
— Ну что, сэр Макс, теперь ты доволен? — поинтересовался Кофа. — Отсюда ты не вывалишься, разве что сам очень захочешь.
Сам он удобно устроился в точно таком же «манежике», на спине куфага, смирно топтавшегося на мостовой неподалеку от моего скакуна.
— Пожалуй, не вывалюсь. Теперь осталось понять, как мы будем улаживать проблемы физиологического свойства. У Джуффина было несколько версий, но, честно говоря, они шокировали даже меня. В частности, он предлагал мне делать это в Щель между Мирами, можете себе представить…
— Неплохая идея, — ухмыльнулся Кофа. — Ничего, не переживай, сэр Макс. Мы путешествуем с караваном халифа, а это значит, что к нашим услугам будет не только милый твоему сердцу сортир, но даже несколько небольших дорожных бассейнов. Видишь те домики на колесах?
— Вижу. Ладно, считайте, что я больше не хочу домой к маме.
— А разве у тебя есть мама? — неожиданно удивился Кофа.
— По крайней мере, когда-то была.
— Вот уж никогда бы не подумал! — совершенно серьезно сказал он.
Я опешил, но в этот момент наш увлекательный диалог был тактично пресечен предводителем каравана, который решил, что обязан незамедлительно назвать нам свое труднопроизносимое имечко и заодно поздороваться.
Он выглядел более чем эффектно. Впечатление не портил даже слишком короткий, слегка вздернутый нос. Атлетически сложенный старец, с морщинистым загорелым лицом индейского вождя и, в отличие от большинства своих соотечественников, безбородый. Позже я узнал, что брить бороду — не то привилегия, не то тяжкая обязанность всех куманских военных, а наш новый знакомый, господин Шухша Набундул, за свою долгую жизнь дослужился до чина хальфагула — что-то вроде генерала, если я правильно понял.
В отличие от своих падких на побрякушки соотечественников этот старый солдат не нацепил на себя ни единого ожерелья. На нем не было даже браслетов и колец, словом, ничего лишнего — только темный жилет, надетый прямо на голое тело, просторные штаны и короткие мягкие сапожки из тонкой кожи.
Минут десять героический предводитель каравана пространно описывал нам восторг, который он якобы испытал, узнав, что ему выпала честь сопровождать нас с Кофой из Капутты в Кумон. Впрочем, в конце концов он был вынужден свернуть свое выступление, поскольку пришло время отправляться в путь.
Напоследок предводитель каравана пригрозил, что еще не раз будет развлекать нас своей беседой.
— Он это серьезно? — тоном мученика спросил я. — Что, нам придется всю дорогу вести светскую беседу?
— Ох, Макс, ты опять ничего не понял, — улыбнулся Кофа. — Не вести светскую беседу, а слушать истории, которые будет рассказывать нам этот достойный господин. Ты же любишь слушать разные сказки?
— Еще бы!
— Ну вот, считай, что тебе крупно повезло. Долг гостеприимства обязывает предводителя каравана развлекать нас многочисленными историями об удивительных событиях, которые случились с ним или с его приятелями. Между прочим, по местным понятиям, это большая честь. Здесь считается, что слушать приятнее, чем рассказывать, поэтому привилегия провести вечер, не размыкая уста, выпадает исключительно на долю высокопоставленных особ.
— Боюсь, что у меня вполне плебейские предпочтения. В глубине души я все-таки уверен, что рассказывать истории куда приятнее, чем слушать, — признался я.
— Но ты же, хвала Магистрам, не уроженец Куманского Халифата, — успокоил меня Кофа.
В этот миг мир задрожал и дивным образом переменился. Небо стало ближе, а земля дальше: меланхоличный куфаг, на спине которого я удобно устроился, неторопливо зашагал вслед за своими тяжело нагруженными сородичами. Путешествие из Капутты в Кумон началось.
Рыжая таможенница была совершенно права, когда настоятельно советовала нам странствовать по дорогам Куманского Халифата только вместе с караваном халифа. Она ничуть не преувеличивала, обещая, что здесь к нашим услугам будут все удобства, доступные тому, кто решился отправиться в путь. Я с удовольствием убедился в этом на собственной шкуре.
Рогатые куфаги, чей вид поверг меня в панику при первом знакомстве, оказались не только хорошими ходоками, но и редкостными умницами. Меня совершенно обезоружило робкое дружелюбие этих гигантов. В первый же вечер я кормил свою зверюгу медовыми коржиками. Куфаг аппетитно похрустывал лакомством и охотно отзывался на добрую дюжину дурацких имен, которые я для него с энтузиазмом придумывал и тут же забывал.
Дни сменяли друг друга самым приятным образом. Я не уставал поражаться внезапно обретенной способности наслаждаться жизнью, невзирая на безделье. Оказалось, что я могу часами неподвижно лежать на спине и пялиться в небо, которое по мере нашего продвижения в глубь материка приобретало все более густой оранжевый оттенок. Время от времени я переворачивался на живот и переводил взгляд на изумительный ландшафт уандукских степей: лазурные переливы высокой, сочной травы, которую на ходу пощипывали наши куфаги, молочно-белая поверхность круглых валунов, куда больше похожих на авангардные садовые скульптуры, чем на обыкновенные камни, разбросанные по неухоженному телу планеты.
Я сам себя не узнавал. Меня совершенно не тянуло поболтать — ни с Кофой, ни даже с теми, кто остался дома. Разумеется, иногда я все-таки давал себе труд послать зов Теххи или коллегам, узнать, что у них творится, и рассказать о себе, но мною руководило скорее чувство долга, чем желание вынырнуть из сладкого омута изумительной тишины, в котором внезапно увязла моя жизнь.
