Ника Созонова - Никотиновая баллада
— Заявление на Зубова, Клюшкина, Соболева и Овсова. Мне нужно, чтобы кто-нибудь пошел со мной как сопровождающий.
— Я не знаю, о чем ты толкуешь и зачем тебе эта гнусная ложь, но ты отъявленная мерзавка — раз возводишь поклеп на ни в чем не повинных мальчиков! — Лицо Жабки налилось кровью, а пухлые пальчики затряслись. — Только вчера Глебушка заходил ко мне, и мы говорили о тебе. Этот золотой мальчик с добрейшим сердцем обеспокоен тем, как относятся к тебе ребята в нашем дружном коллективе. Хотя он говорил о тебе только хорошее, я поняла, что ты сама заслужила такое отношение своим распутным поведением. А тут еще эта ложь! Если бы твои родители услышали, как тебя называют шлюхой в четырнадцать лет, они умерли бы во второй раз — уже от стыда!
— Значит, вы не пойдете со мной в милицию? — очень спокойно, словно оскорбления и упоминание о дорогих людях совсем не тронули ее, спросила Тэш.
— Не только не пойду, но, если ты осмелишься сунуться в милицию со своей ересью, я ославлю тебя на весь город! Так, что даже собаки, увидев тебя, будут плеваться и перебегать на другую сторону улицы. Разорвать платье и наставить самой себе синяков всякая дура сможет! Будет она мне еще тут хороших ребят позорить!.. — Директриса проорала это, привстав с кресла и стуча ручкой по полировке стола. Сделав два глубоких вдоха, она плюхнулась обратно и закончила почти мягко: — А теперь иди, милая моя. Ты меня очень расстроила, и у меня поднялось давление. Очень советую тебе впредь вести себя приличнее.
Тэш вышла из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. Я не знал, о чем она думает, но был уверен, что ни в общую комнату, ни в свою нору она сейчас не вернется. Так и вышло. Я поймал ее за рукав возле лазейки в заборе, через которую можно было выбраться на улицу.
— Ты куда?
— Не твое дело. И даже не вздумай пойти со мной! — Она дернула плечом, высвобождая куртку из моих пальцев.
Я не мог ее остановить — сил у меня хватало лишь на касание. Подчинившись, вернулся в ее комнатку.
Вскоре туда ввалилась вся зубовская компания. Очевидно, директриса предупредила любимого Глебушку о намерениях Тэш. Увидев их мерзкие лица, я решил подождать ее в коридоре, чтобы предупредить.
Ждать пришлось долго. Она явилась только под утро — абсолютно пьяная и растрепанная. Услышав про поджидавших ее Зубова и Ко, Тэш зашлась в хохоте. Она смеялась так долго и судорожно, что на лбу выступили капли пота. Чтобы устоять на ногах, ухватилась за спинку стула, но это не помогло, и в итоге она рухнула на пол вместе с ним. Я протянул ей руку, но она ее проигнорировала. Подняться ей удалось с третьей попытки.
— Т-ты думаешь, еще что-то осталось в этом мире, что может меня испугать?.. А тем более эти ми-илые мальчики… которые так трогательно заботятся о моей нравственности?.. Пойдем, я непременно должна в-выразить им свою признательность!..
Распахнув дверь, Тэш едва опять не потеряла равновесие, но удержалась, ухватившись за косяк.
— Явилась! — злорадно прокомментировал ее появление Зуб.
— Здра-авствуйте, мои дорогие! Я так счастлива снова вас видеть!.. Я думала, вы уже не захотите общаться с такой шлюхой, как я, но вы пришли. Спасибо, спасибо!.. — Она рухнула на колени и принялась бить лбом об пол.
— Слушайте, она бухая в умат!.. Может, пойдем? — Медведь неуверенно обернулся к приятелям, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— Нет! — жестко отрезал Зуб. — Мы должны проучить ее, чтоб в другой раз жаловаться неповадно было.
— Ты думаешь, она в таком состоянии усвоит нашу науку? — Глеб с сомнением покачал головой.
Он сидел на ее кровати, рассматривая пьяную фигуру на полу. Услышав его слова, она доползла до него на коленях и принялась покрывать поцелуями ботинок.
— Добрый юноша с золотым сердцем, Глебушка, ты единственный мой заступник! Как же я тебе благодарна!..
Медведь оттащил ее в сторону и рывком поднял на ноги. Она вырвалась с криком:
— Дайте мне облобызать ступню моего благодетеля!..
Зуб с размаха влепил ей пощечину.
— Хватит ломать комедию! Мы пришли отомстить тебе за донос!
— И как же мне встать, чтобы вам было удобнее? — Теперь голос ее звенел от ненависти, она больше не паясничала. — Ну, кто первый?.. Ты? — Она развернулась к Медведю. Он отшатнулся, словно напоровшись на ее взгляд: совершенно трезвый и обжигающий. Она скинула рубашку и положила на свою голую грудь его ладонь — которую он тут же отдернул. — Ах, я тебе не нравлюсь?.. Тогда, может, ты? — Она развернулась к Пиявке, и тот нервно сглотнул и попятился. — Что, не хороша я для вас? А вот бомжам, с которыми я трахалась сегодня, понравилось. Даже спасибо мне сказали и водки налили. Ну, ма-альчики! Что же вы такие пугливые? Ну, сифилис или, там, вич от меня подхватите — в подарок от тех бомжей — ну и что? Делов-то! А ты что пялишься?! — Она вперила в меня ненавидящий взгляд. — Зачем ты мне нужен — чтобы тупо смотреть, как меня насилуют и бьют?.. Убирайся, откуда пришел! Ты такой же, как все.
— Двигаем отсюда, парни — кажется, она совсем с катушек съехала! Сама с собой базлает!.. Если она и вправду была с бомжами — точняк заразу подцепим! — Зуб подался к дверям.
Его команда не заставила себя упрашивать, и все четверо вывалились из комнаты.
Тэш распахнула окно и села на подоконник, свесив вниз ноги. Ее волосы блестели от ночных огней, движения были странно замедленными. Взяв маникюрные ножницы, валявшиеся на тумбочке, она принялась водить их кончиками по ладони.
— А правда, что если суметь как-нибудь изменить рисунок линий, то и судьба поменяется?
— Прошлое все равно останется, — я подошел к ней и встал за ее спиной.
— Я не обращалась к тебе! Это был риторический вопрос. А если вот так? — Она положила ладонь на подоконник, тыльной стороной вниз. Размахнулась и, не поморщившись, проткнула ее ножницами насквозь. Я вскрикнул и дернулся. Она спокойно вытащила острие из ранки и вгляделась в кровоточащее отверстие между линиями головы сердца. — Мне больно, Мик, — в ее голосе сквозило удивление. — Очень. Значит, я еще способна что-то чувствовать. Я еще живая…
Совладав с собой и стараясь не выдать обуревавшего меня ужаса, я протянул ей рубашку.
— На, оденься. Попробую перевязать. Сомневаюсь, что ты захочешь пойти в медпункт. — Я оторвал полосу от простыни и принялся обматывать ею кровоточащую ладонь. Тэш морщилась и постанывала. — А где ты на самом деле была?
— На кладбище. У могилы родителей. Они мне сказали, что вовсе не стыдятся меня.
Она сильно изменилась. Что-то натянулось в ней, застыло, словно внутри появился эбонитовый стержень. И еще — она перестала плакать с тех пор. А тот парнишка, который так понравился ей тогда и ради которого она захотела побыть женственной, через неделю повесился. Узнав об этом, Тэш лишь пожала плечами:
