Тамара Воронина - Игры богов
Причина оказалась прозаична до смешного: раз уж им решено сохранить жизнь, то эту жизнь надо использовать рационально и с толком, чтоб работать смогли, а настолько грязных и пороть-то нельзя, занесешь инфекцию – заражение начнется, придется лечить, лечение может затянуться и их нормального функционирования придется дожидаться неопределенное время.
– Боже, какие зануды! – направленно прошептал Ли, так что вряд ли его кто-то другой услышал. Он уже нагнулся, чтоб налить горячей воды, как командный окрик остановил его. Пришел цирюльник! Правда, не для того чтобы сделать им красивые прически, а избавить от вшей посредством сбривания волос. У Марта даже в теплой бане замерзло лицо – так уже он привык к бороде. Ничего. У него голова не квадратная… А вот когда Ли, с удивлением осмотрев его пах, начисто лишенный поросли, разрешили пойти мыться, Марту выдали склянку с вонючей больше, чем Уил, мазью и велели все как следует намазать. Уж лучше б и там побрили, потому что лобковых вшей у него не было. Неоткуда было взяться. Потом ему еще пришлось просидеть так целый час, гадая, оставил Ли ему мыла или все изведет.
Оставил… вообще-то, Март и не сомневался, Ли – он такой, но надо же было чем-то голову занять этот час. Думать о счастливом избавлении от смерти не хотелось, потому что это казалось жестокой шуткой. Вот он сейчас намоется, расслабится, выйдет такой чистый и готовый к честному каторжному труду, а его бац – и обратно в петлю, чтоб словоблудием не занимался, не по чину наемнику стилистические тонкости обсуждать…
Горячей воды было – залейся, но Март по старой привычке экономил. Все равно менять пришлось, почернела быстро, и второй раз он мылился уже с таким удовольствием, с каким, наверное, женщин не любил, ну а в третий уже просто так, и вода уже оставалась чистой. Воровато оглянувшись, он набрал еще полный таз горячей воды и вылил ее себе на голову. А цирюльник хороший, ни единого пореза ни на лице, ни на маковке…
Полотенца, права, не дали, зато подождали, пока он обсохнет в теплом предбаннике, где его брили. И одежды-обуви не дали. Вот счастье-то – топать по двору, сверкая голым (отмытым!) задом, да еще под холодным осенним дождиком…
Ну и дурак ты, одернул себя Март, нежный какой, дождика испугался, идти-то всего несколько минут, не обморозишься, не зима, а зад твой тут никого не заинтересует, прикроешь срам ладошками и пойдешь подставлять спину под кнуты… или шею под петлю. И пускай, чистым и помирать приятно.
Он и правда не успел замерзнуть, разогревшись в бане. Экзекуция уже закончилась, и Март с грустью понял, что мальчик ее не выдержал. Живые так не смотрят. Жестоко били. Ли, валявшийся на лавке лицом вниз, повернул голову и удовлетворенно прикрыл глаза. Обрадовался, что Марта увидел. Спина у него выглядела… да не так чтоб уж и особенно страшно, Мальчишка, поди, скорее от всего пережитого страха умер, чем от боли. Мужики вон тоже вполне живые, потому что покойники уже не стонут.
Марта сноровисто уложили на свободную лавку и крепко всыпали, не особенно разбирая, где спина, а где и пониже. Март изо всех сил старался не стонать, даже руку себе прокусил, рот затыкая. Ли ведь молчал. Этот – точно молчал, потому что однажды лекарь ему сломанную руку целых полчаса никак вправить не мог, а Ли и не пикнул даже, вот сознание терял, было. Ну как Март мог ему свою слабость показать, такому…
Потом их вчетвером кинули в камеру – волоком тащили, даже Ли идти не мог, маленькую, в лучшем случае на двоих рассчитанную. В ней были топчаны, и Ли с Мартом кое-как утеснились на одном, оставив мужикам второй. Все лучше, чем на каменном полу. Было здесь никак не жарко, да только когда спина горит, не замерзаешь. Холодная рука Ли вдруг погладила его по щеке.
– Ты молодец, Март, – почти беззвучно сказал он. – Попробуй теперь поспать. Ты сумеешь. Вспомни, что надо делать. Отдели себя от своей боли. Она сама по себе, ты сам по себе. И поспи. Тебе приснится мягкая постель и свежий воздух.
Март так привык слушаться Ли, что собрал остатки сил в кучу и начал сосредоточиваться. Не зря Ли учил его этому столько лет, получалось не очень, однако постепенно он понял, что боль отступает. И то – не живот располосован, всего-то спина порота. Мало его отец в детстве драл? И пожестче, случалось, как напьется, так и начинает всех гонять, пока не поймает кого и не выдерет, не успокоится. А Март мать и сестренок жалел, потому и давал поймать себя. С одной стороны, больно, зато с другой – все потом любят и вкусненькое таскают, даже жадобина Женета. Вот и сочтем, что отец высек…
Через пару дней стало совсем даже нормально, особенно если не делать резких движений. Еду давали так же два раза в день, но еду. Утром хлеб и горячий сладкий чай, ближе к вечеру хлеб и похлебку без щепок и тараканов, из которой Ли даже выловил кусок рыбы и честно поделил его с Мартом. Наверное, для смертников просто кипятили кухонные помои, выливая в них то, что оставалось от других арестантов. Заглянул цирюльник, осмотрел их спины и ушел, ничего опасного для здоровья не обнаружив. На четвертый день мужики начали задираться. То есть пытаться задирать их. Март и Ли спали, крепко обнявшись, чтоб согреться и не свалиться с узкого топчана, а те, принципиальные, либо валетом укладывались, либо по очереди спали. Что за удовольствие – ждать, когда сосед тебе пяткой в рот влезет. Ну как же, мужчины – обнимаются! Для начала их назвали любовничками. Можно подумать, первый раз. Март припомнил по этому случаю, как старательно Ли поддерживал все слухи, какие бродят об эльфах, особенно если ему начинали об этих слухах говорить. Ну вот как с именем – у эльфов должны быть заковыристые имена, вот он и заковырял такое, что, наверное, и сам выговорить не может. Эльфы изнеженные создания – и Ли начинал кривить нос на плохо взбитые подушки на постоялом дворе или сетовать на уколотый шиповником палец. При его-то выносливости и неприхотливости! Намекали, будто эльфы любят мальчиков, – и Ли принимался говорить томным голосом и зазывно стрелять глазами. Март все боялся, что его забросают камнями за это дело, но до крайностей не доходило, пара драк, несколько дуэлей – а тут он за Ли и вовсе не волновался. Он-то знал, что Ли любит исключительно девочек, желательно молоденьких, лет по двадцать – чтоб и не малолетка, и умела кое-чего остро необходимое. Они провели столько времени вместе, столько раз спали под одним одеялом, в том числе и голышом в гостиницах, что Март мог убедиться – уж он-то точно никакого порочного желания у Ли не вызывает. И наоборот.
В общем, они не обращали внимания. Когда-то Март загорался даже от тени оскорбления, кидался в драку, даже если силы были неравны, ну а если уж кто-то вскользь рисковал намекнуть на его гипотетическую склонность к мужчинам, просто зверел, и остановить его было сложно. Ли реагировал, если ему хотелось, а так как по природе своей он был лентяй, то и хотелось ему нечасто. Март никак не мог его понять поначалу, но Ли с этим своим небрежным равнодушием спросил, сильно ли Март обидится, если его назовут лысым кривоногим жирным стариком. Март удивился: но я же не лысый, а наоборот, не кривоногий, а наоборот и так далее, зачем на явную глупость обижаться? Ли тоже позволил себе удивиться: а разве ты питаешь склонность к мужчинам? разве ты трус? разве твоя мать была шлюхой?
