Тамара Воронина - Игры богов
В общем, они не обращали внимания. Когда-то Март загорался даже от тени оскорбления, кидался в драку, даже если силы были неравны, ну а если уж кто-то вскользь рисковал намекнуть на его гипотетическую склонность к мужчинам, просто зверел, и остановить его было сложно. Ли реагировал, если ему хотелось, а так как по природе своей он был лентяй, то и хотелось ему нечасто. Март никак не мог его понять поначалу, но Ли с этим своим небрежным равнодушием спросил, сильно ли Март обидится, если его назовут лысым кривоногим жирным стариком. Март удивился: но я же не лысый, а наоборот, не кривоногий, а наоборот и так далее, зачем на явную глупость обижаться? Ли тоже позволил себе удивиться: а разве ты питаешь склонность к мужчинам? разве ты трус? разве твоя мать была шлюхой?
Март тогда спорил, а потом перестал. После того как понаблюдал за Ли, которого в трактире доставали пятеро охранничков из купеческого каравана. Все пятеро изощрялись в наиоскорбительнейших высказываниях и касательно самого Ли, и касательно его родственников по женской линии, и касательно всей его расы, а Ли только жмурился лениво, попивал себе скверное пиво, которое там имели наглость именовать элем, и без интереса слушал, словно ждал, когда прозвучит что-нибудь новенькое, а охраннички не только наглели, но и злились, потому что над ними уже начали потешаться понемногу: дескать, старайтесь, старайтесь, можно вон скамью оскорблять или даже прилавок, может, успешнее получится. И когда ярость залила пятерке мозги, Ли решил наконец обидеться. Март ему, конечно, помог, да ведь тот и сам бы справился. Что ему пятеро разгоряченных удальцов, если он хладнокровия не терял никогда, ну а уж навыков своих и подавно… Трактир они тогда все же порушили, и больше Март, чем Ли, но хозяин оказался справедливым, ущерб на всех поровну поделил. Наутро разъехались: караван на юг, Март и Ли с чиновником, которого тогда сопровождали, – на север, и чиновник даже и не узнал, что накануне они крепко подрались. А вот караванщики очень даже узнали, потому как двух охранников пришлось на том постоялом дворе и оставлять: кому нужен боец с вывихнутыми пальцами или выбитой коленной чашечкой.
Так и здесь. Соседи бросали реплики, казавшиеся им жутко оскорбительными и жутко смешными, а Март и Ли вели негромкую беседу, словно были одни в камере.
– Как мало надо для счастья, правда?
– Не повесили – это мало? – осведомился Март. Ли пожал плечами.
– А ты был счастлив, когда тебя из петли вынули или когда в баню отвели?
Март засмеялся. И правда – ведь в бане. Там, во дворе, он не особенно верил, что казнь отменили, а не отложили. Даже сейчас не особенно верил. Ли сидел, опираясь на стену затылком, и это ему было удобно. Март предпочитал сидеть прямо, как, помнится, мать сестренок учила – на краешке стула и спину держать. Спина болела уже не так сильно, но вот лежать иначе чем на боку или на животе, не хотелось.
Мужикам повезло – они были не совсем голые, их только до пояса раздели, когда пороли, и головы им не брили, хотя они не могли не завшиветь, потому что провели в той общей камере с неделю. А вши там топали шеренгами, жирные, раскормленные, плодились в гнилой соломе, валявшейся кое-где по углам. Март и Ли предпочитали голый камень, все живности поменьше.
– Пока ты умеешь радоваться мелочам, – продолжил Ли, – ты жив. Март, а ты когда-нибудь вообще был счастлив?
– А то ж! Вот как раз в бане.
– Вывод?
– Счастье относительно?
– Более чем. Кто счастливее – мы, получив баню и лишний кусок хлеба, или баронесса Мила, получив очередной бриллиант от очередного любовника?
– Мила! Скажешь тоже…
– Почему не сказать? Вот такие Милы реже бывают счастливы, чем многие другие. Им сравнивать не с чем.
Загремела дверь. Стражник внес большой котелок с супом и квадратную буханку хлеба.
– Пахнет определенно мясом, – повел носом Ли. – Любезный, скажи, я не ошибся?
Любезный принюхался и подтвердил:
– Ну так сегодня с говядиной варили, а вчера с рыбой. Быстро ешьте, я скоро котелок заберу.
Суп был горячий и, пожалуй, вкусный, хотя мясо в нем присутствовало только в виде тонких волокон. Но запах был, и даже навар кое-какой имелся. А главное, после этого супа Март согрелся и почувствовал сытость, пусть ненадолго, но Ли давно приучил его не сетовать на невзгоды, зато наслаждаться каждой минутой, которая того стоила. И разве после месяцев войны, голода и лишений эти минуты – не стоили?
Мужики решили, что, раз Ли и Март не кидаются в драку, они слабы. Неужели сломанного одним движением носа им было мало? Да и стоило усвоить за неделю, что драка наказывается? Или им всыпали мало? В общем, решили они, что на одном топчане вдвоем тесновато и надо согнать «сладкую парочку» на пол. Почему все-таки сладкую? Надо будет у Ли спросить. То есть в переносном-то смысле понятно, что имеется в виду, интересно, откуда взялось выражение? На слова они, конечно, по-прежнему не реагировали, Март даже мышцы продолжал держать расслабленными, а это было трудно. Но необходимо. Будь они одетыми, мужики и не заметили бы, но если ты гол и худ, да еще сложен весьма атлетически, каждый мускул на виду. Вот когда их решили скинуть на пол, пришлось подняпрячься. Ли сунул своему двумя пальцами под дых, а потом добавил за ухом ребром ладони, а Март и пальцами не стал, вывернулся и рубанул. Потом даже пульс пощупал – живой, очухается. Вдвоем они успели закинуть воинственных сокамерников на топчан и усесться на свой прежде, чем надсмотрщик прошелся туда-сюда мимо их решетчатой двери.
Мужикам хватило, и дальнейшее существование стало почти благостным. Март смотрел на Ли и думал, как же выглядит сам. Впрочем, он был покрепче, покряжистее, что ли, а Ли и в кости тонок, и не так чтоб особенно плечист, и худоба его была куда выразительнее – и ребра выпирать начинали, и позвонки можно было пересчитать, да и лицо изменилось: щеки запали, а тени вокруг глаз делали эти глаза еще больше, как только на лице помещаются.
– Ты тоже тощий стал, – утешающе заметил Ли. – Война и тюрьма…
– А вы правда были при Сторше? – почти вежливо спросил один из мужиков. Даже имен ведь не назвали… тоже – товарищи по оружию!
– Правда.
– Плохо там было?
– Скверно, – вздохнул Ли, – потому что понятно, что все равно проигрываем, что бой последний и ненужный, только людей терять.
– Думаешь, королю надо было сдаться?
– Понятия не имею, – чистосердечно признался Ли. – В любой другой войне – да, стоило, но вот изменило бы это хоть что-то сейчас – не знаю.
– Мне кажется, – добавил Март, – что хартинги капитуляции и не заметили бы. Они как заведенные. Видали механические игрушки: ключик вертишь в кукле, а она потом ходит. Вот и они такие, не остановятся, пока завод не кончится,
